Художник Джейкоб Якубов: состояние тишины

Молодой художник, дизайнер и галерист Джейкоб Якубов родился в Баку, а состоялся в Москве, где основал галерею и бренд Who I Am, объединяющие моду, дизайн и современное искусство. С нами Джейкоб поговорил об NFT-искусстве, взаимодействии арт-объектов со зрителем и естественном отборе, который ждет художников. 

Фото: Александр Моисеев

БАКУ: Как дизайнер одежды вы часто говорите об осознанном потреблении и концепции slow fashion. Насколько это следование моде, а насколько – внутренняя позиция?

ДЖЕЙКОБ ЯКУБОВ: Осознанное потребление и этичная мода были основными принципами нашего бренда с самого его создания в 2013 году. Просто мы не кричали об этом на каждом шагу. Большие бренды начали говорить об этичной моде примерно с 2015 года, когда тема стала хайповой; сейчас ее подхватили российские марки, все занимаются апсайклингом. Правда это или нет – неважно, все говорят об этом, потому что модно. Если через пару лет снова станут модными вещи из натуральной кожи, все начнут делать вещи из кожи. Наша область, к сожалению, подвластна тенденциям.

БАКУ: Как вы думаете, насколько ваши принципы близки российскому потребителю? Всего каких-то пять-семь лет назад люди не хотели покупать одежду локальных брендов.

Д.Я.: Многое из того, что мы делаем, в России приняли не сразу. Люди не понимали, почему одежда отечественного бренда может стоить дорого. Не понимали, что швеи в Японии, в Италии и в российском Иванове могут быть одного уровня мастерства, а одежда, которую они шьют, – одинаково высокого качества. Ткани у нас итальянские, такие же, как у крупных мировых брендов, мы находим и закупаем их на крупнейшей ярмарке Premiere Vision в Париже. Понятно, что мы не вкладываем в маркетинг такие бюджеты, как Gucci, но наши вещи и не стоят как Gucci.

К счастью, в сознании людей произошли радикальные изменения. Семь лет назад они не были готовы покупать локальные марки, теперь это стало модным. Сегодня появляется очень много брендов: все делают худи и называют себя дизайнерами, и это просто кошмар. С другой стороны, это хорошо, потому что способствует развитию индустрии.

БАКУ: В пространстве Who I Am, которое объединяет шоурум бренда и галерею, представлены и ваши художественные работы. Большинство из них из бетона. Чем вас привлекает этот материал?

Д.Я.: Бетон – максимально капризный материал. Даже при повторении формулы никогда не получишь идентичного результата. Возможно, нас с ним объединяет характер. Работая с бетоном, я чувствую, что участвую в процессе строительства, меня это вдохновляет. Подобно тому как в древности человек создавал архитектурные формы из окружающего его камня, я нахожу в бетоне отражение современности. Например, в моей работе The Wall («Стена») есть отсылки к великой Западной стене (Стене плача). Рядом со «Стеной» стоял сосуд с бумажками. Люди писали на них вопросы, скатывали в трубочку, вставляли в стену и сразу же доставали ответ. Это аллегория того, как быстро в современном мире происходит взаимодействие с информацией. Время сегодня молниеносно и беспощадно – стоит лишь о чем-то подумать, как перед глазами уже разворачивается детальная реализация мыслеформы. Мне интересно исследовать, как работает сам объект и в то же время – пространство и человек. В момент взаимодействия зрителя с объектом для меня, по сути, и начинается искусство.

БАКУ: Вы без преувеличения постоянно погружены в творчество. Можно сказать, что творческий процесс для вас превратился в ежедневную рутину?

Д.Я.: Рутина появляется в тот момент, когда я становлюсь личностью и погружаюсь в дуальный мир, то есть начинаю жить и взаимодействовать с социумом: заботы, эмоции, рефлексия… Как только я вхожу в имперсональное состояние художника, рутина исчезает. Вся жизнь из этого состоит – от отождествления с личностью до момента счастья и разотождествления.

БАКУ: В пространстве Who I Am царят спокойствие и тишина. Чувствуется, что здесь не торопятся, жизнь замедляется. И это удивительно, учитывая вашу активность. Насколько вам близка идея неторопливой жизни, slow living?

Д.Я.: Это вопрос жизненной философии. Сегодня мы потребляем огромное количество информации. Умение принимать ее, обрабатывать и выдавать решения – одно из важнейших базовых качеств человека сегодняшнего и человека будущего. И для того чтобы делать это в современном бешеном ритме, замедление просто необходимо. Очень мало здравого можно найти в постоянной гонке. Способность замедляться я считаю основным принципом жизни – в этом помогут практики медитации и поиска состояния дзен. Иначе происходит выгорание и сумасшествие. Искусство – тоже один из способов медитации, замедления, потому что, когда человек созерцает или что-то придумывает, работает его ментальная энергия. Без умения замедляться жить будет все сложнее и сложнее.

Slow living не новая философия, дзен-буддизм давно ее предложил. Многие революционные продукты, которые мы сегодня используем и очень любим, были созданы под вдохновением духовных, мистических традиций. Тот же Стив Джобс практиковал дзен-буддизм. Без этого сложно, даже невозможно создать что-то инновационное, материализовать свой внутренний мир. Я уверен, что, создавая любой революционный продукт, человек достает идею из информационного поля, дотянуться до которого можно только в состоянии тишины, безмолвия.

БАКУ: Москва – город, которому чуждо само понятие тишины, и он вряд ли когда-нибудь замедлится. Насколько вам комфортно здесь?

Д.Я.: Я очень люблю этот город вне зависимости от темпа, в котором он живет. Этот темп просто побуждает меня поднимать свою планку осознанности. Очень просто быть осознанным, медитируя в Гималаях, а ты попробуй сохранить это состояние, когда возвращаешься оттуда! Меня выбрасывает в этот бешеный ритм, тут-то и начинается настоящая практика и проверка на прочность.

Я родился в Баку, но живу в Москве с пятилетнего возраста и считаю ее в большей степени своим городом. Она меня устраивает. Я вижу положительные изменения, которые в ней происходят. Вижу, как живут люди, как работает бизнес, насколько быстро подхватываются мировые тенденции. Учитывая, что тут моя культура, мой языковой код, мне здесь комфортно.

БАКУ: Каким остался в вашей памяти тот детский переезд в новый город?

Д.Я.: В силу возраста я не почувствовал сильных изменений. Для меня важнее было то, что рядом моя семья (да и сейчас важно прежде всего это). Тогда же в Москву перебрались наши близкие родственники, с которыми мы часто общались, поэтому атмосфера осталась домашней. А когда на выходных мы ходили в парк Горького кататься на аттракционах, все переживания в моем детском сознании стирались напрочь. Единственное – помню разницу в климате и отсутствие Каспия: все же море сложно заменить аттракционами.

БАКУ: То есть ваши представления о Баку сформировались в основном благодаря родителям?

Д.Я.: Родители периодически говорили, что, если бы не война, мы остались бы в Баку. Вообще Баку в их разговорах всегда занимал особое место. Колорит, юмор, еда, синергия разных культур и народов… Часто звучала мысль, что есть такая нация – бакинцы. Баку ведь действительно был уникальным городом – многоконфессиональным, дружным, ярким; городом, в котором люди по-настоящему умели наслаждаться жизнью, или, как они это называли, кайфовать. Благодаря родителям я впитал эти представления и отчетливо понимаю, что значит быть бакинцем. Для меня это как дар.

БАКУ: Давайте вернемся к теме искусства. Вы сказали, что сегодня многие шьют худи, называют себя дизайнерами и создают марки одежды. В арт-среде примерно та же картина: масса людей называет себя художниками, что-то творит и даже продает. Вам не кажется, что это обесценивает искусство?

Д.Я.: У Владимира Мартынова есть прекрасная книга «Конец времени композиторов», в которой он пишет, что настоящие композиторы, которые придумывают новые ритмы и музыкальные произведения, ушли, а информационное поле, к которому можно подключиться, становится все более сложным. Мы попадаем в ситуацию, когда люди перестают что-то придумывать – проще подсмотреть и скомпилировать идеи. Мы сейчас живем в мире референсов, где обесцениваются театр, кино, искусство.

При этом в ближайшем будущем ценность истинного искусства будет расти, дешевки и фейки никогда не смогут его вытеснить. Потому что ценность искусства заключается не в том, сколько оно стоит, а в том, какое состояние оно транслирует. Когда общество поймет, что подделки ничего не приносят, оно вновь развернется в сторону искусства. Но к тому времени художников останутся единицы. Это естественный отбор.

БАКУ: Сейчас развивается NFT-искусство: коллекционеры покупают цифровые объекты, подлинность которых подтверждена сертификатами. Насколько, на ваш взгляд, ценно такое искусство и способно ли оно в принципе транслировать какое-либо состояние?

Д.Я.: NFT сейчас обсуждают многие художники. Я часто слышу мнение, что это волна, которая скоро спадет. Мир пережил нечто подобное в 1980-х, когда искусство стоило очень дешево, а потом случился бум. Работы Энди Уорхола с 1980-х подорожали в 14 раз. Мы сейчас тоже подходим к пику, и мне кажется, что NFT – это вершина айсберга; после нее абсолютно точно последует падение.

Не скажу, что у меня не было мысли создать что-то в NFT, – это интересно как эксперимент. Но для меня как для художника важно работать с материалами. Я концептуалист: все, что делаю, основано на идее. Если я нащупаю, как работать с этим, как передавать свое состояние через цифровые технологии, чтобы они взаимодействовали со зрителем, то объект в моем искусстве станет не так важен. Более того, как художник я исследую ту грань, где объект вообще можно исключить. Но NFT, которое мы видим сегодня, в виде каких-то вращающихся 3D-объектов, – это другое. Его сложно назвать искусством – скорее просто развлечение. Но это не значит, что однажды кто-то не сделает какую-то гениальную штуку и у зрителя не случится катарсис.

БАКУ: Но разве именно с 1980-х искусство не становится более развлекательным благодаря в том числе Энди Уорхолу?

Д.Я.: Отчасти становится. Маркетинг создает тренд на развлекательное искусство. Но всегда есть художники, которые делают серьезные масштабные работы. Я считаю, что искусство – это не развлечение, а образование, наука, просвещение. То, что оно стало развлечением, может быть, и хорошо, потому что таким образом оно популяризуется.

Вообще же ценность искусства субъективна. Кто-то посмотрит на мою пирамиду (арт-объект со встроенным USB-портом, который отвечает на вопросы зрителя в формате текстового файла, записываемого на флешку. – БАКУ) и скажет, что это какая-то бессмыслица. Когда она впервые была представлена на ярмарке современного искусства Cosmoscow Fair, ее восприняли как развлекательный объект. Но для меня идея пирамиды была в другом. Меня больше всего увлекает исследование момента, когда человек начинает взаимодействовать с объектом, созданным художником, с неким полем, которое образуется вокруг произведения: к какому это приводит результату? Мне интересно нащупать, где случается момент принятия. Его нельзя материализовать, но можно за ним наблюдать. Для меня как художника создание такого поля – самое интересное.

«В момент взаимодействия с объектом для меня, по сути, и начинается искусство»

Фото: Александр Моисеев
Рекомендуем также прочитать
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»