Михаил Арефьев: собиратель снов

Михаил Арефьев – крупнейший коллекционер азербайджанского искусства ХХ века в России. Из 1500 произведений советской живописи, графики и скульптуры, собранных им за три десятка лет, заметная часть создана мастерами Азербайджана. Ни одно частное собрание не может похвастаться таким богатством. 

Выставка «Цветные сны Азербайджана», с успехом прошедшая в Радищевском музее Саратова, состоялась во многом благодаря Михаилу Арефьеву: сотрудники музея отобрали 36 работ из его собрания. «Могли бы и больше, – говорит Михаил, – просто у меня еще не все картины приведены в экспозиционное состояние: многие хранятся в рулонах и требуют реставрационных работ». 

МИХАИЛ АРЕФЬЕВ: В основном в моей коллекции работы советского периода, с 1916-го по 1990-е годы. Я ездил по бывшим республикам, много покупал, если были живы сами художники – прямо у них: некоторые даже писали мне памятные надписи на обороте картин. Я не сосредоточивался только на московских или ленинградских мастерах, искал в регионах, так что у меня весь спектр бывшего Советского Союза.

Приобретая картины, выбирал те, что отражают время, – для меня это самое главное. Во всех произведениях должны присутствовать дух, энергетика, образы эпохи.

БАКУ: Искусство Азербайджана занимает особое место в вашем собрании?

М.А.: Конечно. На меня работники саратовского музея вышли даже не потому, что это мой родной город, просто в моей коллекции самое большое, знаковое место занимают художники Азербайджана второй половины ХХ века. Так уж получилось, что после художников РСФСР именно они представляют для меня особый интерес. Многие из них учились в академиях Москвы, Ленинграда, Харькова, Прибалтики, но, овладев навыками и вернувшись на родину, смогли на самом высоком уровне отразить свою культуру, свой народ, свою землю. Начиная с конца 1950-х и до конца 1980-х азербайджанское искусство – мощный пласт.

БАКУ: Почему именно этот период оказался вам так близок? Ностальгия? Попытка переосмыслить то время?

М.А.: Здесь много факторов. Конечно, есть и личный – я в советское время все-таки полжизни прожил. Но есть и особая ценность искусства. Не хочется быть ханжой – я к современному искусству очень хорошо отношусь, смотрю его и рад бы найти что-то острое, новаторское. Но не нахожу. В лучшем случае работы современных авторов – это синтез повторов. Нельзя сказать, что художник проживает сегодняшнюю жизнь, мастерски отображает ее в каком-то неожиданном техническом, световом, колористическом решении. Всё, что вижу, было у советских авторов или европейских.

Последние десять лет в моде абстракционизм. Его основатель Василий Кандинский прошел через французское влияние, затем стал экспрессионистом. Он упрощал, упрощал и в итоге пришел к своему стилю. Много было и других художников-абстракционистов в то время, это все были революционеры, они ломали привычные устои, традиции и создавали новое. Так родился этот взрыв, полет, великое авангардное искусство.

Сейчас ничего подобного не происходит. Контрреволюция есть, салон есть, подражание. Такой винегрет – где-то лучше, где-то хуже. Но культурного взрыва нет.

БАКУ: Что работы советских художников позволяют понять про то время и про нынешнее?

М.А.: Одно совершенно точно: бунтарь в искусстве – это всегда хорошо. Начало было положено великими художниками эпохи Возрождения, например Эль Греко. Бунтарем был Рембрандт, потом другие. Это авторы, искавшие новые формы, цветовые решения, заложившие великие европейские традиции. Бунтарство нашло выражение и у русских художников: передвижники начали писать портреты простолюдинов, их быт. Репин, а после него Врубель, Сергей Малютин, Головин, Коровин – это предтечи русского авангарда: импровизация, страдания и всегда стремление двигаться вперед. Всё остальное вторично. Великое искусство рождается из бунта.

БАКУ: Что сейчас мешает бунтовать в искусстве?

М.А.: Мешает среда. Все созданное великими мастерами появилось на стыке великих потрясений – исторических, экономических, политических. Вот, скажем, был Джорджо Моранди, сидел у себя в домике, рисовал натюрморты – это художник не первого эшелона, не великий, как, например, Ренато Гуттузо, антифашист и партизан. Великое искусство не может родиться без потрясений. Надо дерзать, искать. Быть искренним, смелым. Если будешь отражать в произведениях то, что заказывают те, кто платит деньги, никогда не станешь большим художником.

БАКУ: В какой момент вы смогли назвать себя коллекционером?

М.А.: Наверное, я стал так себя называть, когда уже лет шесть-семь собирал искусство. В начале 1990-х я жил в Германии, заинтересовался западноевропейской гравюрой, стал приобретать ее. Постепенно перешел на живопись – к тому моменту я был неплохо с ней знаком, посещал Баухаус.

Я выбрал советский период, потому что мне это было близко, понятно, энергетически и эстетически очень нравилось. В какой-то момент меня увлекло ковроделие азербайджанских мастеров и мастериц. Меня поразила уникальность орнаментов, и я подумал: если эти люди создают такое чудо на коврах, что же может быть в живописи?

К 2010-м у меня уже брали работы различные музеи мира. Первая крупная выставка из моего собрания с огромным успехом прошла в 2016 году в Хельсинки, в Музее Дидрихсена, она была посвящена дружбе российского и финского народов. Там было представлено более 50 картин. Выставку открывала президент Тарья Халонен, она же была куратором.

БАКУ: Собирание живописи – это хобби или инвестиция?

М.А.: У меня все начиналось как хобби: я занимался предпринимательством, и постепенно появилась возможность покупать искусство. Не знаю, к сожалению или к счастью, но любой коллекционер, если он не очень богат, вынужден какие-то вещи продавать, потому что он растет, развивается, формируются вкусовые пристрастия. Со временем какие-то работы становились мне менее интересны. Но чтобы продавать, нужно было становиться коммерческим дилером. Сейчас, когда времена стали непростыми, мне бы это умение очень пригодилось. Но у меня не вышло.

Задача в том, чтобы собрание отображало того, кто его сформировал. Если владелец бежит за именами и модой, он никогда не будет коллекционером, только инвестором. Серьезный коллекционер должен открывать забытых или неизвестных художников.

БАКУ: Вам это удалось?

М.А.: Считаю, что да. У меня есть Сергей Якобчук, выдающийся художник, который жил с народом саами и рисовал его быт, ездил на стройку БАМа. Есть Зоя Яковлевна Матвеева-Мостова, есть другие, в том числе азербайджанские. Это мастера, достойные крупных музеев.

Моя коллекция не похожа ни на какую другую. Может быть, с точки зрения капитализации она уступает, но я и задачи перед собой ставил иные. Я прекрасно понимал, что можно приобрести таких крупных авторов, как Таир Салахов, но их давно закупают музеи, рядовому коллекционеру достать непросто. Искать Нисского, Пименова или Дейнеку бессмысленно (хотя с Дейнекой мне повезло – попалась одна большая работа). Я открывал других превосходных художников, которые были представлены в региональных музеях.

БАКУ: В детстве у вас были предпосылки к тому, чтобы стать коллекционером?

М.А.: Ну, я марки коллекционировал. Что касается искусства, то у меня был дед-фронтовик, который с ранних лет учился в иконописной мастерской. Сначала он рисовал иконы, потом пейзажи, очень любил акварель. Он меня и пристрастил: научил рисовать, привел в художественную школу. Потом я поступил в художественное училище, но, проучившись год, ушел и поступил в медицинское.

БАКУ: Почему?

М.А.: Решил, что лучше пойти в медики. Я стоматолог по образованию. Окончил медучилище, приехал в Москву и поступил в Первый стоматологический. Но живопись проходит через всю мою жизнь. В школе я участвовал во всех выставках. В армии был штатным художником в нашем батальоне охраны Генштаба, делал всю продукцию для агитации и пропаганды, стены расписывал. В общем, собственных картин штук 20–25 у меня есть.

БАКУ: Можно ли сказать, что коллекция – это сублимация вашего нереализованного стремления стать художником?

М.А.: Это тоже есть, но не главное. Жизнь так сложилась. Все-таки у художника должен быть базис. Самоучки есть, но их мало. Нужно художественное образование, в училище, а лучше в академии.

БАКУ: А что нужно сделать, чтобы тебя запомнили как коллекционера?

М.А.: Коллекционер – человек публичный, ему обязательно нужно как можно чаще показывать свое собрание на выставках. Не надо считать, что это какое-то хвастовство. И относиться со снобизмом к другим городам не нужно – мол, я московский, поеду еще в вашу провинцию. Такая позиция глупая и неоправданная.

БАКУ: У многих коллекционеров существует некий барьер, который надо переступить, чтобы начать показывать свое собрание. У вас он был?

М.А.: Нет, я был сразу открыт для сотрудничества. Даже когда моя коллекция была не такой обширной, я сам предлагал выставляться. Мне нравится, когда выставка успешна, когда у посетителей появляются эмоции от увиденного – значит, их зацепило. Это стержень, на котором держится вся жизнь коллекционера.

БАКУ: Вы меняетесь как коллекционер?

М.А.: Любой коллекционер меняется: растет, больше видит, накапливает опыт. Что-то становится для него второстепенным, а что-то – наоборот, особенно ценным. Только так можно сформироваться как знаток.

БАКУ: Вам знаком своеобразный шопоголизм, когда покупаете, потому что не можете не купить?

М.А.: Не страдал этим никогда. У меня всегда были осознанные приобретения.

БАКУ: Спрошу иначе: случалось ли так, что вы были очарованы произведением, а купив его, понимали, что пошли на поводу у эмоций?

М.А.: Такие работы, наверное, есть. В начале пути видишь картину и думаешь: вот же оно, почему этот художник недооценен, почему за ним не бегают? Потом постепенно набираешься знаний, сравниваешь, анализируешь, начинаешь понимать, что твои эмоции были субъективны. Уходят годы, чтобы понять, что такое настоящий шедевр.

separator-icon

Михаил Арефьев – о любимых экспонатах своей коллекции

Тогрул Нариманбеков

Праздник Новруз на горном озере Гек-Гель. Фото: Из коллекции Михаила Арефьева

О творчестве Тогрула Нариманбекова я узнал еще студентом, поэтому, как только начал коллекционировать, сразу захотел приобрести его работы. Это оказалось непросто. Первый раз картину Тогрула удалось достать у дилеров – это «Баку» 1960 года. Спустя несколько лет снова повезло – предложили «Праздник Новруз на озере Гек-Гель». Это уже конец 1960-х – начало 1970-х, когда Нариманбеков прогремел по всему Советскому Союзу и за рубежом как зрелый, новаторский мастер с уникальным видением и любовью к своему народу, культуре, земле. Озеро Гек-Гель (Гёйгёль) в Азербайджане – место, скажем так, намоленное, энергетическое, все художники старались его запечатлеть. У меня несколько работ разных авторов, где оно и ночное, и дневное, и осеннее, и весеннее. 

Микаил Абдуллаев

Студентка. Фото: Из коллекции Михаила Арефьева

У меня три работы Абдуллаева, все превосходные. «Студентка» – из серии «Женщины Индии»: он написал несколько портретов этой девушки в 1957 году, когда путешествовал по стране. Другая картина – «Азербайджанские женщины стегают одеяло», сделанная в очень свободной манере, на одном дыхании, в интересном цветовом решении. И третья – «Женщины с корзинами», прекрасная многоплановая композиция, выполненная широкими мазками, с изумрудными оттенками, которые у этого художника присутствуют практически во всех картинах. 

Женщины с корзинами. Фото: Из коллекции Михаила Арефьева

Кафар Сейфуллаев

Кафар Сейфуллаев график, но у него есть и живописные работы. У меня их две. «Пейзаж Кызыл-Гая» написан свободно, в экспрессивной манере. А картина «Сбор овощей» исполнена в импрессионистской стилистике, колористически и композиционно она безупречна. Сейфуллаев – серьезный художник и входит в двадцатку лучших авторов Азербайджана.

Сбор овощей. Фото: Из коллекции Михаила Арефьева

Тогрул Садых-заде

Я называю Садых-заде азербайджанским Альбером Марке – он мне очень напоминает по манере этого французского художника, и это в моих глазах никак не принижает его творчество, наоборот. Не могу сказать, какая работа из этой серии моя любимая, они все разные и очень индивидуальные, но везде видна рука мастера, колорит, ракурс. Садых-заде выстраивает композицию, в которой работают все планы.

Морской пейзаж. Фото: Из коллекции Михаила Арефьева

Фархад Халилов

Фархад – председатель Союза художников Азербайджана, я давно слежу за его творчеством, был на его выставке в Третьяковской галерее. Приобрести его работы сложно, но мне повезло. Однажды я приобрел картину без подписи, по стилистике и манере очень напоминавшую руку Фархада. Я отправил фотографии в Государственный музей Азербайджана и попросил показать Фархаду – его картина или нет? Он был очень удивлен: признал свою работу 1976 года, когда молодым художником был в творческой командировке в Испании. Для меня это была и творческая победа, и очередной повод убедиться в том, что меня прежде всего трогает картина, а не имя автора.

Испания. Фото: Из коллекции Михаила Арефьева
Рекомендуем также прочитать
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»