В Москве прошел IX Международный фестиваль Мстислава Ростроповича. Дочь знаменитого виолончелиста, худрук фестиваля Ольга Ростропович составила программу так, чтобы все участники принадлежали к тому же музыкальному высшему обществу, что и ее отец. Ну или стремительно к нему приближались.

Энох цу Гуттенберг: энергия сопротивления

Отец дирижера занимался политикой – был госсекретарем ФРГ, депутатом бундестага. Во время Второй мировой служил в армии и при этом участвовал в Сопротивлении; его дядя (двоюродный дед дирижера) был казнен за участие в антигитлеровском «заговоре 20 июля». Сын дирижера занимается политикой – два года он был министром обороны в правительстве Ангелы Меркель. В этой известной с XII века аристократической семье мужчины всегда занимались судьбами мира, не забывая при этом приумножать свое состояние (цу Гуттенберги сейчас – одна из богатейших семей Германии).

И только один, появившийся на свет в июле 1946 года (полное имя которого Георг Энох Роберт Проспер Филип Франц Карл Теодор Мария Хайнрих Йоханнес Лепольд Хартман Гундерло Фрайхерр фон унд цу Гуттенберг), мечтал не о дипломатических баталиях и не о победах на выборах. Он мечтал сочинять музыку и последовательно этой музыке учился. Родители этому не радовались – Энох был единственным сыном в семье, наследником замка, виноделен и лесов, он должен был заниматься семейным бизнесом, если уж не интересовался политикой.

Композитором наш герой не стал, решив в какой-то момент, что сочиняет недостаточно хорошо. Стал дирижером и именно в этом качестве прославился на весь мир, выступая от Пекина до Ватикана. Главные его достижения – в духовной музыке, там, где человек разговаривает с Богом. Цу Гуттенберг, меряющий каждого человека (и каждого музыканта своего оркестра!) по самой высокой духовной мерке, – наверное, единственный баварец, не любящий Вагнера, утверждавшего свое равенство с высшими силами. И «продаже» Вагнера как туристической достопримечательности Баварии цу Гуттенберг всячески сопротивляется.

Цу Гуттенберг лично определяет репертуарную политику оркестра и хора KlangVerwaltung, что приехали в Москву вместе с Мюнхенским хором мальчиков и шестью выдающимися солистами из Германии, Швеции и Швейцарии. На фестиваль Ростроповича они привезли «Страсти по Матфею» Иоганна Себастьяна Баха. Современники Баха сочли эту музыку слишком театральной для ее высокого содержания, но именно это качество – проработанные характеры каждого персонажа, яркость и «отдельность» эпизодов – сделали «Страсти по Матфею» одним из любимейших произведений Баха для аудитории ХХ и XXI веков. Не почтенный размеренный рассказ о событиях двухтысячелетней давности – но пылкое повествование очевидца, которое включает зрителя-слушателя в историю, заставляет его сопереживать каждому повороту с детства всем знакомого сюжета. KlangVerwaltung и цу Гуттенберг переживали «Страсти» вместе с залом – и зал дышал с ними в такт.

Рудольф Бухбиндер: артист на замену

Фестиваль Ростроповича в обязательном порядке приглашает в программу виолончелистов – и в этот раз было запланировано выступление Готье Капюсона. Но накануне концерта француз сломал ключицу – и, понятное дело, играть не смог. Худрук фестиваля сумела вызвонить Бухбиндера – и он тут же прилетел в Москву. Вместо одного виолончельного концерта Гайдна публика получила его фортепианный концерт и концерт Моцарта; вместо буйного романтика Капюсона с его виолончелью – сурового перфекциониста Рудольфа Бухбиндера за роялем.

Бухбиндеру 71, и газетчики периодически его спрашивают, не устал ли он от работы (в подтексте – не собирается ли он на пенсию). «С возрастом я играю все совершеннее», – отрезает пианист, и это чистая правда. В маленькой квартирке, где жила его семья, было старое пианино, а над ним висела тарелка радио. Крохотный Бухбиндер взбирался на стул и пытался подобрать на фортепиано мелодии, что слышал из тарелки; заметив это, родители отвели его в венскую музыкальную академию – и в пять лет он успешно прошел вступительные испытания. Для небогатых учеников – никаких индивидуальных занятий: в классе одновременно занимались десять юных пианистов. Он быстро приобрел славу вундеркинда, в десять лет впервые выступив на публике с сольным концертом, но еще долго зарабатывал деньги в барах, где не требовался Моцарт, но хорошо шли переложения Фрэнка Синатры.

В 13 его можно было увидеть в клубах сизого дыма шпарящим одну из любимых песенок, не вынимая сигареты изо рта, – а сейчас почти невозможно разглядеть того дерзкого подростка в солидном джентльмене, ведущем принципиально здоровый образ жизни. Но тот подросток пробивается вдруг в его Моцарте – в безупречных хрустальных конструкциях, возведенных пианистом, чье имя стало синонимом абсолютной, запредельной точности, слышится юношеский вызов, фыркает азарт гения, не щадившего себя и часов не считавшего. На концерте в Москве, где Бухбиндер выступал вместе с камерным оркестром «Вена–Берлин», все так и было: безупречно ровное исполнение высшего класса, а потом – рраз! – и прорыв к гениальности, в вечность.

Михаил Плетнев: сегодня и всегда

Российский национальный оркестр и его худрук регулярно выступают в Москве – но Михаила Плетнева гораздо чаще можно увидеть за пультом, чем за инструментом. Плетнев-дирижер почти отобрал у нас Плетнева-пианиста, фестиваль Ростроповича сделал меломанам царский подарок, уговорив музыканта вернуться к прежней роли. Однако Плетнев вернулся «не совсем»: хотя при исполнении Концерта для фортепиано с оркестром Скрябина за пультом стоял впервые появившийся в России итальянский маэстро Пьер Карло Орицио, оркестр ощутимо слушал и слушался Плетнева, ловил его мини-жесты.

Так иногда бывает – не потому, что пианист полон злой воли и ехидного торжества, мол, я покажу, кто тут главный, и не потому, что дирижер нехорош. Просто, видимо, было мало совместных репетиций – а оркестр привык идти за своим худруком. В результате музыка будто вежливо отодвинула Орицио в сторону – и осталась только музыкой Плетнева и его оркестра. Единственный концерт, написанный Скрябиным для фортепиано, будто соткан из печали – а именно эту эмоцию во всем ее разнообразии Плетнев так любит транслировать на своих концертах. Печаль смиренная и печаль воюющая, печаль нежная и печаль смертельная, убивающая желание жить – музыкант перебирает краски и завораживает публику и оркестр одновременно.

Пабло Феррандес: новое поколение

Испанскому виолончелисту – 26, он самый юный из героев Фестиваля Мстислава Ростроповича. Жизнь его пряма, как полет стрелы: родители – музыканты, мадридская школа имени Королевы Софии, где он занимался у одной из знаменитейших виолончелисток мира Наталии Шаховской, череда музыкальных конкурсов (в том числе Конкурс имени Чайковского в 2015 году, где он получил IV премию).

На фестивале Феррандес вместе с Симфоническим оркестром Берлинского радио (дирижер – Томас Сондергаард) исполнял Симфонию-концерт для виолончели с оркестром – сочинение, созданное Сергеем Прокофьевым в 1952 году специально для Мстислава Ростроповича. Ростропович принимал активное участие в создании Симфонии-концерта, предлагая Прокофьеву все новые и новые виртуозные пассажи, музыка рождалась будто в соревновании двух гениев, композитора и исполнителя, – и неудивительно, что в результате получилось одно из самых сложных произведений в истории музыки.

Феррандесу взять Симфонию-концерт в репертуар предложила Ольга Ростропович – и молодой виолончелист счел это творческим вызовом. Худрук фестиваля не ошиблась в своем выборе: Прокофьев оказался для испанца «родным» композитором. Они совпали в чувстве юмора, мрачноватом и эксцентричном, в упругом стремлении вперед, в бесстрашии интеллектуальных конструкций. И нечасто исполняемая Симфония-концерт стала достойным и совсем не ученическим приношением Ростроповичу.

Карлуш Падрисса: марш деревьев

Весь фестиваль проходил в Большом зале Московской консерватории, и героями его были исполнители, дирижеры и оркестры. Финал же был помещен в Кремлевский дворец (меломаны роптали, припоминая дурную акустику бетонного зала), и героем вечера стал режиссер. Решение вызывающее: в театрах музыканты нередко воюют с режиссерами, тем более с режиссерами-радикалами. А Карлуш Падрисса – идеолог каталонской группы La Fura dels Baus – принадлежит к тем режиссерам, что вызывают наибольшее возмущение у консервативных любителей музыки и профессионалов. Когда в Мариинском театре он превратил оперу Берлиоза «Троянцы» в повествование об атаке вирусов-троянов на компьютер, половина зрителей страшно ругалась, половина впадала в эйфорию. В общем, приглашение на Фестиваль Мстислава Ростроповича шоу «Римская трилогия» (копродукция с Дворцом искусств королевы Софии в Валенсии и Римским оперным театром в Термах Каракаллы) было отважным жестом. Ольга Ростропович рискнула и выиграла: фестиваль завершился овацией.

Шоу устроено так: на сцене сидит оркестр (БСО имени Чайковского, которым руководит Владимир Федосеев, но в этот вечер за пультом стоял испанец Антонио Мендес) и играет «Римскую трилогию» Отторино Респиги. По очереди – «Празднества Рима», «Фонтаны Рима», «Пинии Рима». А на задник и на прозрачный занавес у рампы идут видеопроекции, придуманные Падриссой и видеорежиссером Эммануэлем Карлье. Никаких примитивных иллюстраций – это вам не туристическое кино. Падрисса разбирается с драматической сутью музыки и с легендой Рима как такового – и это захватывающее, жутковатое и потрясающе красивое шоу.

Празднества? Тут Падрисса вспоминает праздничек, что устроил себе император Нерон, велев поджечь Рим и наблюдая за пожаром с безопасного расстояния, играя на лире. Первая часть шоу – дикое и восхитительное торжество огня. Вторая часть показывает, как живые люди превращаются в знаменитые скульптурные группы римских фонтанов, навсегда оставаясь юными и прекрасными, но теряя возможность двигаться. А в третьей, наоборот, способность к движению обретают персонажи, от которых этого вовсе не ждешь: в дорогу отправляются пинии. Сначала нам показывают историю нимфы Питис (за целомудренной девушкой погнался пышущий страстью Пан, и, чтобы избежать встречи с ним, она превратилась в сосну), а затем эти самые итальянские сосны-пинии начинают маршировать по экрану. Выдирая корни из земли, бодро помахивая кронами, помогая себе ветвями, легион пиний идет по вечной римской дороге. И это, конечно, символ бессмертия Рима, его нескончаемого движения и непреходящей молодости, что были воспеты Респиги в трилогии. И – символ музыки, что соединяет в себе бессмертие, движение и молодость, которые во все времена своей жизни так хорошо чувствовал Мстислав Ростропович.