Fronde tenere e belle, del mio Platano amato, – выпевает персидский царь Ксеркс хвалу листве платана. Через минуту он услышит девичий голос – и влюбится, и устремится к цели (жениться, жениться!) с энергией полководца, подчинившего весь древний мир. Неважно, в кого влюблена девица, – он ее даже спрашивать не намерен. И не потому, что жесток или груб (в виртуозной опере Генделя, по крайней мере), – но потому что его ведет, кружит ему голову и дурачит страсть. Неважно, что потом будут тревоги и разочарования, – сейчас Ксеркс счастлив неопределенным и трогательным ожиданием любви. И это счастье – тихое, полное меланхолии, обещающее – звучит в голосе второкурсника Петербургской консерватории Гамида Абдулова. Все будет – завтра; все обязательно будет.

Детей из музыкальных семей впервые усаживают за фортепиано (или дают им в руки скрипку) в четыре-пять лет – и потом долго удерживают, пока годам к пятнадцати ребенок не перестанет рваться на футбол и не начнет сам получать удовольствие от музыки. Дети из семей немузыкальных набредают на свое призвание случайно – оттого в их биографиях всегда так ярок момент открытия. Родители Гамида были далеки от изящных искусств: мама окончила мехмат, отец работал химиком. У них в доме в городе Иваново, где родился будущий музыкант, музыкальных инструментов не было. Завораживающий звук фортепиано ребенок впервые узнал в детском саду: дочь воспитательницы осторожно перебирала клавиши расстроенного пианино. Маленький Гамид внимательно слушал – и, вернувшись домой, попросил купить ему пианино.

Что обычно думают в такой момент родители? «Как дорого, такая махина, через полгода надоест – куда мы его денем...» «Родители утешили меня детским синтезатором, а заодно наняли учительницу, – улыбается Гамид. – Думали, что я буду этим сыт». Мальчик же стал заниматься так старательно, вдумчиво и одержимо, что уже через полгода в квартире появилось настоящее фортепиано. А еще через полгода ребенок сам пошел на экзамен в музыкальную школу – и его приняли сразу в третий класс.

Гамид тут же начал не только исполнять, но и сочинять музыку. Он уже научился читать ноты с листа, но еще не умел записывать ими то, что звучало в его голове, – и свои маленькие песенки на прочитанные стихи не записывал, а зарисовывал. Изображал на листе бумаги происходящее в музыке – а потом, глядя на рисунок, вспоминал последовательность нот.

На первый в своей жизни композиторский конкурс мальчик попал в девять лет, и его композиция на стихи Есенина заняла на областном конкурсе третье место. Его заметили, конкурсы последовали один за другим, а достижения стали значительнее. Но этой дороги – классическое фортепиано и сочинение музыки – ему вдруг оказалось мало. Он хотел петь – и пошел учиться вокалу.

Вторые всемирные Дельфийские игры в 13 лет (Гамид поехал туда при поддержке Фонда Гейдара Алиева и вошел в восьмерку лучших); недавний конкурс-фестиваль музыкальных исполнителей «Гармония» в Анталии (Гран-при); международный конкурс молодых музыкантов Una Vacanza al Mare в Петербурге (Гамид вышел в финал); конкурс Елены Образцовой; конкурс имени Бюльбюля в Баку, который пройдет в ноябре... Гамид радуется победам и не огорчается, если результат оказывается скромным. «Без конкуренции не было бы движения вперед, – говорит музыкант. – Никто никому не враг. Мы, конкурсанты, рады победам коллег и потом продолжаем поддерживать отношения по скайпу. Я не рвусь вперед, сшибая людей с ног. Я люблю зайти в дверь и посмотреть, что будет».

Голос у Гамида красивый, теплый, мужественный, и партий для баритона в истории музыки написано немало, но с пением оказалось непросто. Когда Гамиду было 14 лет, его семья переехала в Баку, где подросток учился в школе имени Бюльбюля – одновременно специализировался и на сочинении музыки, и на вокале. Потом последовал переезд в Петербург: Гамид поступил на композиторский факультет в консерваторию и одновременно в Академию молодых певцов при Мариинском театре. И… вскоре обнаружил, что нужно выбирать: занятия слишком часто проходили одновременно. Академию пришлось оставить – с болью в сердце. Но Гамид не смирился: «Я не могу поставить на второе место ни композицию, ни вокал. Они рядом в моей душе», – говорит музыкант. Теперь он планирует поступать на вокальный факультет консерватории: уж там-то его должны понять и скорректировать график занятий.

А пока он зарабатывает деньги на эту затею, сочиняет музыку и поет. Ксеркс, Фигаро, дон Карлос воплощаются на концертной сцене в ожидании воплощения на сцене оперной. Рядом с ними – герои Узеира Гаджибейли и азербайджанских народных песен: Гамид нежно любит мелодии родной страны (на конкурсе в Анталии публика особо приветствовала песню Узеира Гаджибейли «Возлюбленная»). Он искусно вплетает народные мелодии в собственные композиции: так, для экзамена за второй курс требовалось сочинить вариации для струнного квартета на две темы. Одну музыкант сочинил сам, а в качестве второй взял азербайджанскую народную песню.

Трудно ли давались переезды: из Иванова – в Баку, из Баку – в Петербург? «В Баку меня поразил темперамент города, – говорит Гамид. – Я с удовольствием к нему привык. Когда собирался в Петербург, мне говорили, что это активный город, который никогда не спит, но мне так не показалось. Город спокойный, тихий, умиротворенный. В нем много парков и улиц, где приятно прогуливаться, много источников вдохновения. С конца октября до мая Петербург даже немножко сонный. А вообще этот город поразителен тем, что в нем нет ничего лишнего, все гармонично. Я бы только подвинул его немножко ближе к экватору, – смеется Гамид. – Тогда было бы идеально».