Рена Мустафабейли-Шерешевская: путеводная для звезды

На последнем конкурсе Чайковского победил французский пианист Александр Канторов – и это стало не только его триумфом, но и педагога Рены Мустафабейли-Шерешевской. Французское правительство наградило ее орденом Искусств и литературы, а коллеги привычно задались вопросом, каким образом урожденной бакинке удается раз за разом зажигать новые звезды.

Александр Канторов. Фото: Baptiste Millot

Ученики профессора Рены зовут ее «мать Тереза» и «гараж»: второе – потому что к ней всегда можно броситься в случае «аварии», и она «отремонтирует» проблемы с исполнением. У ее учеников ворох международных наград. Реми Женье в 2013 году получил 2-ю премию на Конкурсе имени королевы Елизаветы в Брюсселе. Люка Дебарг в 2015-м – 4-ю премию и Приз критики на Международном конкурсе имени Чайковского в Москве. Дмитрий Син в 2017-м победил на проходящем во Франции Международном конкурсе имени Адилии Алиевой. Маруся Женте также взяла первый приз на международном конкурсе пианистов в Орлеане в 2018-м.

Рена Мустафабейли-Шерешевская, когда-то бакинская школьница, затем московская аспирантка и уже много лет французский педагог, всегда была хорошо известна в музыкальном мире. Но особенная слава обрушилась на нее прошедшим летом, когда ее ученик Александр Канторов на Международном конкурсе имени Чайковского в Москве завоевал не только Первую премию, но и Гран-при, то есть был назван лучшим музыкантом конкурса, на котором, кроме пианистов, соревновались скрипачи, виолончелисты, духовики и певцы со всего мира. Самое парадоксальное, что при этом для профессора Шерешевской словосочетание «конкурсный исполнитель» – почти ругательство. Она признает только определение «музыкант».

«Баку» впервые написал о Рене Мустафабейли-Шерешевской еще в 2009 году; уже тогда она не соглашалась с принятой в Европе демократичной системой подготовки музыкантов, настаивая на том, что одаренных детей надо выявлять возможно раньше и заниматься с ними углубленно. последние годы доказали ее правоту»

Рена Мустафабейли-Шерешевская с учениками школы для одаренных детей во французском городе Кольмаре. 2009 г. Фото: Георгий Пинхасов
Рена Мустафабейли-Шерешевская со своим учеником Люкой Дебаргом, получившим 4-ю премию и Приз критики на XV Международном конкурсе имени П. И. Чайковского в 2015 году. Фото: Алексей Кузьмичев

Рена ханым не любит конкурсы за стандартизацию, за то, что конкурсные требования вынуждают пианистов становиться похожими друг на друга, пусть только на две конкурсные недели. «Все должны играть одинаково, – говорит она. – Есть даже понятие «конкурсное произведение» – например, великая «Аппассионата», которую мучили 80 процентов участников. А ведь у Бетховена еще 31 соната! Еще часто говорят: ты на конкурсе сыграй как надо (все же знают, «как надо» играть), а потом будешь играть как хочешь. Но не нужно играть «как надо» и не нужно играть «как хочешь». Как сказал великий Альберт Швейцер, надо пройти путь, по которому шла мысль композитора. Вот это непросто.

Когда артист начинает глубоко вникать в замысел автора, тогда получается, что постановка «Гамлета» в Париже не будет копией постановки в Москве, а постановка в Москве не будет копией постановки в Лондоне. В драматическом театре ждут именно этого. А когда на музыкальном конкурсе кто-то исполняет произведение иначе, чем общепринято (ужасное слово для искусства!), это часто не приветствуется. В финале конкурса я услышала много этого «как принято».

Все это не значит, что участники плохо играли на рояле. Замечательно играли! Только «Король Лир» получался везде одинаковый. И над этим надо подумать».

Ученики Рены ханым, выходя на привыкшую к стандартизации конкурсную сцену, поражают именно своей необычностью. Они не просто виртуозы (слово «виртуозы» профессор тоже не любит) – они именно музыканты. Как она этого добивается?

«Я со своими ребятами изучаю риторику музыки, символику Баха, который создал современный язык музыки. Его музыка – это этимология, латынь современной музыкальной лексики», – объясняет профессор. Можно сказать, что она копает вглубь, разбираясь, из чего выросли те или иные музыкальные произведения. В том числе в плане конструкции. «Я беру тему и показываю ребятам, как в данном эпизоде действовала бы Шерешевская, у которой нет способностей к композиции, – усмехаясь, упоминает себя в третьем лице Рена ханым. – Я бы просто по законам гармонии повела вот туда. А посмотрите, что делает Бетховен! Какой он гений! И вот этим занимаешься – ведешь от такта к такту «под лупой», как говорил Генрих Нейгауз. Этого почти никто сейчас не делает. Поэтому у всех одно и то же».

Разбирается она и с эмоциями, которые испытывал композитор в момент создания музыки. На мастер-классах, показывая, как надо играть Шопена, Шерешевская рассказывает, как физически и душевно страдал польский гений, как это страдание переливалось в бурные пьесы, и призывает студентов буйствовать вместе с ним, не боясь, что кто-то осудит за неаккуратность трактовки. Одну из девушек, что хотела учиться у «матери Терезы», она попросила выйти из-за инструмента и словами рассказать, что происходит в музыке. Этот педагогический прием привел к неожиданному результату: девушка, довольно скованно работавшая за роялем, выступила с таким ярким и эмоциональным монологом, что они обе решили: ей лучше податься на драматическую сцену.

«Ученики Рены ханым, выходя на привыкшую к стандартизации конкурсную сцену, поражают именно своей необычностью»

Рена Мустафабейли-Шерешевская с юными музыкантами. Школа для одаренных детей в Кольмаре. 2009 г. Фото: Георгий Пинхасов
Рена Мустафабейли-Шерешевская. 2015 г. Фото: Алексей Кузьмичев

Ее ученики полностью под ее крылом, она не только занимается с ними у инструмента. Большая редкость в Европе, где учеба – это учеба, а личное – это личное; можно с уверенностью сказать, что такое отношение из Баку, где ученик становится частью семьи. Когда она готовила к конкурсу Чайковского Люку Дебарга, то добивалась полного сосредоточения подопечного на уроках. В какой-то момент выяснилось, что парень не может посвятить занятиям столько времени, сколько надо, потому что вынужден зарабатывать на жизнь репетиторством. Тогда Шерешевская отправилась к его бабушке и дедушке – и убедила помочь немаленькому уже внуку (родители Дебарга финансово его не поддерживали). Преподавательница сказала никак не связанным с музыкой небогатым французским пенсионерам, что конкурс Чайковского – это как «Ролан Гаррос» в теннисе, и у них есть шанс вырастить чемпиона. Пенсионеры вздохнули, позвали 24-летнего ребенка жить к себе, а сами на время переселились в автофургон. Похожим образом Рена ханым опекала и Александра Канторова, заботясь в числе прочего даже о том, чтобы музыкант правильно питался.

Рена Мустафабейли-Шерешевская преподает уже почти 50 лет. Первые уроки она дала, еще когда сама училась в бакинской музыкальной школе имени Бюль-Бюля. Тогда судьба впервые сильно ее ударила: у 15-летней девочки развилось профессиональное заболевание руки. Через полгода лечения Рена смогла вернуться к занятиям, через год сыграла свой первый сольный концерт, но ее учительница, знаменитый бакинский педагог Лилия Львовна Филатова, опасаясь рецидива, решила устроить девочке педагогическую практику. Она не пугала ее – мол, болезнь может вернуться и ты не сможешь быть концертирующим пианистом, – но осторожно подготавливала к возможности другой, педагогической карьеры, которая, случись что, обеспечит кусок хлеба. Филатова поручила Шерешевской заниматься с двумя ученицами – маленькой девочкой и девушкой на год старше Рены. В итоге это действительно пригодилось: когда болезнь вернулась (уже в Москве), блестяще окончившая аспирантуру Рена уже учила в ЦМШ, главной в СССР школе для музыкально одаренных детей.

Спустя много лет, во Франции профессор возобновила свою музыкальную карьеру, исполняя камерную музыку вместе с певицей Людмилой Слепневой, с которой очень дружна. «Я не оставила исполнительскую карьеру, потому что мы можем учить только тому, что сами умеем, – говорит Рена ханым. – Я требую от студентов то, что слышу сама, то, что я сама бы сделала, если бы не стряслась беда с рукой. Как я сама интерпретировала бы. Студенты как бы заменили мне мою больную руку. Это не значит, что они не могут предлагать свои идеи. Они предлагают – и я стараюсь помочь им их реализовать».

Помощь – так она называет свою работу. Работа эта не равна гонке на конкурсной прямой: творчество идет извилистыми тропинками. «Мы много занимались с Алексой (так она называет Канторова, Дебарг же у нее «Лукаша». – БАКУ) во время конкурса, но это был скорее творческий процесс, потому что все «технологические» проблемы были уже решены, – говорит профессор. – Если бы не были решены, зачем ехать на конкурс? А творческий процесс бесконечен. Перед первым туром мы говорили о «Сказке о царе Салтане». Я показывала ему кадры из фильма. И когда я зашла к нему перед первым туром, он в наушниках слушал Римского-Корсакова (в программе первого тура были только Бах, Лист, Шопен, Бетховен, Чайковский и Рахманинов. – БАКУ). А перед финалом он слушал симфоническую музыку Мендельсона, потому что за час до того мы говорили о ней (в программе финала – Брамс и Чайковский. – БАКУ). Это и есть творческий процесс».

«Я полагаю, что каждому ребенку нужно дать основы музыкальной культуры, так же как детей знакомят с литературой или с иностранными языками»

Александр Канторов, лауреат 1-й премии, обладатель Гран-при XVI Международного конкурса имени П. И. Чайковского в 2019 году. Фото: Baptiste Millot

Когда Рена ханым поняла, что ее ученик получит Гран-при? «Когда Валерий Гергиев объявил об этом, – смеется профессор. – Но были некоторые цифровые совпадения. Конкурс открывался 17 июня, в мой день рождения. И мы решили, что это хороший знак. А потом я сказала: имей в виду, у меня не один день рождения, а два. Пять лет назад 14-го числа мне сделали очень сложную операцию, и для меня это было второе рождение. И я шутя Александра спрашиваю: значит, какой номер ты должен вытащить на жеребьевке? Он ответил: 14-й. И потом он звонит из Москвы (я еще не приехала) и говорит: «Ситуация абсолютно сумасшедшая». – «Что случилось?!» – «Я вытащил 14-й номер».

Рена ханым хохочет, рассказывая эту историю, – земной и жизнерадостный человек, далекий от знамений и пророчеств. Но она совершенно точно знает, что кроме видимого слоя мира есть невидимый – тот, в котором творится музыка. Своим ученикам она с той же улыбкой передает это умение слышать голоса другого мира и транслировать их человечеству. Недаром про ее питомцев часто говорят «волшебники». Так заговорили четыре года назад про Люку Дебарга, получившего 4-ю премию на конкурсе Чайковского, но ставшего главным событием конкурса и тут же начавшего собирать залы по всей стране (билеты неизменно раскупались через полчаса после поступления в продажу). Так теперь говорят про Александра Канторова, который учел наставления старшего товарища (Дебарг сам вызвался рассказать коллеге обо всех конкурсных подводных рифах) и завоевал Гран-при.

Шерешевская работает и с более юными учениками, часто причисляемыми к категории вундеркиндов, порой уже выступающими с концертами, но все-таки детьми. Надо ли заставлять детей учиться музыке? Например, если есть абсолютный слух, а ребенок не хочет? «А разве ребенок сам принимает решение, идти ли в общеобразовательную школу? – спрашивает Рена ханум. – Просто общее образование считается обязательным, а музыкальное – нет. Но я полагаю, что каждому ребенку нужно дать основы музыкальной культуры, так же как детей знакомят с литературой или с иностранными языками. Может быть, не надо заставлять, но надо заинтересовывать. Что ребенку просто делать? То, что он привык делать с рождения. Если малыш одну пьесочку выучит на два с половиной такта, он, по моему опыту, будет 24 часа в сутки вас доставать, всю дорогу ее играть. Потому что она у него получилась. Другое дело, если ребенок уже повзрослел: конечно, играть ему будет неудобно, он может сопротивляться и категорически отказываться. Тогда не надо настаивать, чтобы не вызвать у него отвращения к музыке.

Моя мама настояла на том, чтобы оба моих брата окончили музыкальную школу. Брат Эльчин стал экономистом, но играет на саксофоне и рояле. А старший, Али, – крупный дипломат в Москве, кандидат наук, руководитель Центра евразийских исследований Дипломатической академии МИД России, и он потрясающе импровизирует на рояле, поет а-ля Фрэнк Синатра. Когда ему было 22 года, а мне – 16 и я играла свой первый концерт в Баку, он спросил маму: «Почему ты не заставила меня стать пианистом, как Рену?» Поэтому, конечно, заставлять детей не надо. А вот настаивать – да».

И она настаивает. И учит. И переживает за них, как за свою дочь Викторию, которая стала певицей и делает сольную карьеру. Гордится их наградами – и получает свои. А когда ее спрашивают: «Вы в большей степени педагог или пианистка?» – отвечает лаконично: «Я музыкант».

Александр Канторов и сопредседатель Организационного комитета конкурса дирижер Валерий Гергиев.Фото: Международный конкурс имени П.И. Чайковского
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»