Анар Халилов только в прошлом году окончил Театральный институт имени Щукина, но уже играет в театре и много снимается в российских сериалах, а полнометражный фильм «Ичери шехер» с его участием популярен в Азербайджане. 

Анар отлично знает, чего хочет от будущего, и уже составил план того, чем будет заниматься до 30 лет (много сниматься и зарабатывать известность) и после (делать большое умное кино). И ведь у него получится – у Анара были такие выдающиеся учителя, что он просто обязан стать знаменитым. Причем все эти учителя были женщинами. 

Мама

Мои родители развелись рано, и меня воспитывала мама. Она работала в цирке, выступала с файер-шоу и с экзотическим номером в восточном стиле со змеей. Когда мне исполнилось пять лет, мама стала брать меня с собой на гастроли, так что я рос среди цирковых артистов, прямо как герой фильмов Феллини. Этот мир казался мне прекрасным и полным любви. Я и сам занимался в цирковой школе, даже подготовил сольный номер в жанре эквилибристики.

Я родился в Баку, но, когда был в детсадовском возрасте, моя семья переехала в Ейск – вроде бы тоже южное место и тоже на море, но колорита там было гораздо меньше. Каждое лето меня отправляли в Баку к родственникам. А потом случился перерыв в десять лет, и в следующий раз я приехал в город уже на съемки фильма «Ичери шехер» в 2016 году.

Я тогда приехал на пять дней раньше, чтобы походить по Баку и вспомнить детство, но прежнего города не нашел, а увидел богатый мегаполис. Я провел здесь чудесные дни: гулял, рисовал, улыбался – мне как-то даже сделали замечание, что мужчине неприлично так много улыбаться. Я очень уважаю азербайджанских мужчин, но не думаю, что их может испортить улыбка. Для меня загадка, как в бакинцах совмещаются их свобода, жизнерадостность и следование традициям. Тема свободы и традиций поднимается и в фильме «Ичери шехер». И конечно, в нем есть история любви.

Азербайджанцы любят красиво, сильно, до смерти. Я признаю только такую любовь. Южная страсть может многое разрушить, но она и созидает, потому что это настоящее чувство. А у тех, кто живет без огня, ничего красивого не получится.

Крестная

Крестная дала мне, в общем-то, очевидный, но очень своевременный совет: «Пока ты молод, впитывай все как губка». Так что лет до 16 я ни дня не бездельничал: рисовал, читал, учил стихи, занимался в танцевальной студии, и когда поступил в Театральный институт им. Щукина, мне все это пригодилось. За исключением того, что я получил в средней школе. В отношении к ней я очень категоричен и считаю, что творческому человеку школа противопоказана. Она загоняет в тесные рамки и готовит к жизни, которой в реальности не существует. 

Наставницы

Систематическое образование мне дала не общеобразовательная, а художественная школа в Ейске и ее преподаватели Раиса Александровна и Ольга Николаевна. Благодаря им я получил широту взглядов – не только на искусство, но и на жизнь, на отношения людей. В Ейске нет хорошего художественного музея, и живопись мы изучали по репродукциям. Мои преподаватели так рассказывали о картинах, что хотелось каждую минуту быть причастным к искусству. Эта сказка не отдаляла от реальности, а показывала, что красота живет в обычных вещах.

Однажды, когда я уже жил в Москве, мне пришлось в пять утра поехать куда-то на электричке. Ненавижу рано вставать, я проклинал все на свете, но тут начало светать. Это был фантастический рассвет – я думал, таких цветов не бывает: нежнейшая розовая ваниль, которая сияла.

Лет в 17 я обнаружил, что кроме страстности, любви к солнцу и красоте у меня есть еще одна типично азербайджанская черта – я безумно ревнив, причем не только в отношениях с девушками, но и в стремлении постоянно быть в центре внимания. Это не лучшее качество, но актеру оно необходимо. Да и вообще, актер должен на 100% пользоваться своими отрицательными чертами.

Первый учитель

Замечательная женщина, звезда «Свадьбы в Малиновке», Валентина Петровна Николаенко – первый мой учитель актерского мастерства. Она взяла меня на свой курс в Щукинском институте. Она все время говорила мне: «Успокойся, не торопись, не надо догонять ушедший поезд». Как можно успокоиться мне, неврастенику! Но я делал над собой чудовищные усилия и играл свои роли как заторможенный. А позже понял, что Валентина Петровна имела в виду другое: отпусти неудачи, будь здесь и сейчас, полностью отдайся тому, что делаешь в данный момент, и твое от тебя не уйдет.

Я действительно часто застреваю на том, что мешает двигаться вперед. Например, переживаю, что меня не утвердили на роль, в то время как надо работать над следующим проектом. Или личные отношения. Я не уверен, что смогу быть счастлив в браке. Возможно, я так думаю, потому что еще не встретил свою вторую половину, но, мне кажется, мое счастье не в этом, а в искусстве. С другой стороны, плох актер, чей сосуд любви мал, актер без любви лишен стержня. Ведь на сцене или на экране мы играем только любовь, просто разные ее проявления. Ну или ненависть – как оборотную сторону любви.

Муза

Народная артистка, однокурсница Андрея Миронова, муза Анатолия Эфроса Ольга Михайловна Яковлева – она была моим преподавателем. Ольга Михайловна ставила с нами, студентами, «Месяц в деревне» по Тургеневу, в этом спектакле она когда-то играла у Эфроса. От Яковлевой исходила такая энергия, что меня в буквальном смысле трясло от ее актерской мощи.

Урок, который я получил от Ольги Михайловны, состоял в следующем: неважно, кто автор пьесы – Шекспир, Чехов, Островский или еще какой-то гений, – этот текст написал тот, кто жил, ошибался и чувствовал, как все мы. Поэтому даже если в тексте будет излишек деепричастных оборотов или изощренный стихотворный слог – эти слова надо произносить с позиции обычного человека (конечно, если режиссер не ставит другой задачи).

Знаете, что сложнее всего играть? Мелодраму! Все эти приторные монологи надо проговорить на полном серьезе – да так, чтобы зрителя проняло. Тут нужна грандиозная работа режиссера и актера. При этом у мелодрамы обычно очень простая форма: свидание, пара сидит на лавочке и смотрит на небо. Актерам не за что спрятаться – нет взрывов и погони, нет клоунского носа или динамичного сюжета.

Мастер

С моим преподавателем Людмилой Васильевной Максаковой мы ставили отрывок из «Преступления и наказания», где я играл Раскольникова. Отрывок длился полчаса, за которые я выкладывался полностью. Не представляю, как можно сыграть целый спектакль: Достоевский – это невероятное напряжение, кишки на стол. И все же каждый раз мы уходили с репетиции счастливыми.

Людмила Васильевна – человек необычайно энергичный (вспомнить хотя бы, как она на пару с Ольгой Михайловной Яковлевой легко взлетала на четвертый этаж института, в то время как я тащился туда с одышкой), обладающий громадным опытом и харизмой. И самое удивительное, что весь свой масштаб она каким-то образом передавала мне во время обычного диалога.

Режиссер

Мой первый режиссер, у которого я начал играть еще студентом и играю до сих пор в спектакле «Эти свободные бабочки», который идет в музее-театре «Булгаковский дом», – Ирина Анатольевна Пахомова. Работать с ней – счастье, хотя она не делает ничего необычного. Просто разговаривает о том, что чувствует герой, почему ему больно. При этом она отдает актеру много своей любви, а взамен вытягивает из него эмоции и ту нужную ноту, на которой следует играть.

Роль слепого мальчика в этом камерном спектакле – на сегодня моя единственная театральная работа. В остальное время я играю в сериалах: про ансамбль народного танца «Березка», про современную дэнс-студию («Танцы»), про мальчика из Дагестана, который в XIX веке был насильно привезен в Россию. А также в сериале «Русские горки», где я играю конченого злодея – по сюжету он ужасен абсолютно во всем. Но я нашел зацепку: мой герой любит свою мать, так что я хочу уцепиться за этот крючок, чтобы оживить его образ.

Я играю в сериалах, потому что так сегодня можно получить известность и заработать деньги. Хочу сниматься как можно больше, пока я молод, а потом заниматься умным кино, которое сможет улучшить мир. Мечтаю сыграть в комедии, но на пробы меня не приглашают – наверное, из-за моей внешности. Очень жаль, мне кажется, я очень смешной актер. А еще хочу сыграть весельчака, душу компании, про которого все думают, будто у него все в полном порядке, а на самом деле он бесконечно одинок.