Тони Крэгг: несопротивление материала

Скульптор Тони Крэгг всю свою жизнь в искусстве занимается тем, что ищет и находит смысл в самых разных материях. Он и другим советует делать то же, даже если они не имеют отношения к искусству: ведь абсолютно всё в мире, включая нас самих, есть материя. Мы встретились с Крэггом в Баку, куда он приехал на открытие своей первой в Азербайджане выставки. 

Как любой другой скульптор, Тони Крэгг занимается тем, что превращает бесформенную массу в застывшую красоту. Но красота его произведений – в движении. Его скульптура обретает форму при соучастии зрителя в тот момент, когда он движется вдоль нее, видит ее под разными углами, узнает человеческое лицо, сплетшиеся в объятии фигуры людей, торс гладиатора – и вновь возвращается в холодную абстракцию.

Крэгга часто называют – с разными вариациями – отцом-основателем новой британской скульптуры. Слыша подобные определения, он начинает вежливо посмеиваться. Вот и сейчас, когда мы беседуем с ним накануне открытия выставки в Центре Гейдара Алиева, в разговоре проскальзывает похожее выражение, и он несколько смущается: «Я не очень горжусь этим определением и вообще не слишком интересуюсь определениями, особенно национальными. Меня интересуют другие ценности, в первую очередь люди».

«Опуская карандаш на бумагу, вы начинаете путешествие, про которое не можете знать, как и где оно закончится»

Distant Cousin

Кажется, что ему, несмотря на все титулы, премии, ретроспективы, все еще странно называться классиком. Он ощущает себя нонконформистом из поколения 1970-х, а в те годы казалось, что не может быть искусства более далекого от классики, чем современная скульптура, то, чем однажды раз и навсегда увлекся 19-летний студент Королевского колледжа искусств. Именно тогда он понял про свое искусство главное: не имеет смысла копировать уже существующее (а примерно этим и занималась скульптура почти всю свою историю), цель творца – открывать дверь в другие реальности. «Да, и не забывайте, что с 1977 года я живу в Германии. Я уже гораздо больше немецкий скульптор, чем британский!» – добавляет он.

В провинциальном немецком Вуппертале Крэгг оказался почти случайно – переехал туда вслед за первой женой. Но Вупперталь – странный город. Он расположен в дождливой местности в Рурской долине, недалеко от Кельна, только, в отличие от Кельна, в нем нет вдохновенного собора, а есть заводы, выпускающие пестициды и прочие химикаты. Но именно в 1970-е в Вуппертале снимал фильм «Алиса в городах» Вим Вендерс, именно туда тогда же переехала хореограф Пина Бауш для того, чтобы создать уникальный «Танцтеатр». Скульптор Крэгг, который тоже здесь прижился, говорит так: «Это место дало мне ощущение необходимости современного искусства».

Он сделал себе огромную студию – бывший гараж для ремонта крупногабаритной автотехники. И начал в нем работать так, как всегда мечтал. «Помню, когда я был студентом, начинающим художником, какая это была радость, когда ко мне приходил новый материал. Я работал с тем, что попадало в руки самыми неисповедимыми путями. Сейчас с этим нет проблем – можно работать с чем угодно. Но я помню свои ощущения того времени, как я задавался вопросом, что бы получилось, если бы у меня было больше возможностей, больше времени».

Mental Landscapes

Если все-таки говорить об определениях, то Тони Крэггу нравится одно: «материалист». Оно иронично (хотя и имеет негативный оттенок, как будто намекая на то, что его носитель не признает духовные ценности), но буквально отражает его подход к искусству: он интересуется материей. Материями. Подолгу «общается» с ними: изучает, играет с объемом, линиями, поверхностями, пока постепенно не видит в них ту форму, которую и принимает конечное произведение. Большинство его работ проделывает такую же штуку и со зрителем: то, что, с одной стороны, представляется бесформенной массой, с другой – оборачивается радостью узнавания, оформляется в форму, в силуэт, в мысль.

Все скульптуры Крэгга – из дерева ли, стекла, пластмассы, камня, бронзы, стали, керамики, акрила, гипса, фанеры или множества современных, неизвестных широкой публике материалов – сделаны его руками, и в этом смысле он, конечно, старомодный классик. Современные художники, работающие с большими формами и инсталляциями, по большей части выступают в качестве режиссеров и продюсеров собственных проектов: замыслив произведение, отдают его осуществление в руки специально обученных людей, безымянных ремесленников. Крэггу же нравится делать все самому, тем более что его скульптуры рождаются не из отвлеченных идей, а из конкретных материалов.

«Вообразите, сколько всего можно прочитать на небольшой поверхности человеческого лица»

«Каждый раз это диалог, – говорит он. – Когда я общаюсь с материей, изменяю ее, придаю ей форму, она начинает вести меня. Я не знаю, куда приду. Даже если вы просто рисуете, то, опуская карандаш на бумагу, уже начинаете путешествие, про которое не можете знать, как и где оно закончится. Это самый естественный способ – мы же и жизнь нашу проживаем именно так, не зная все наперед, а основываясь на эмоциях, на том, как чувствуем мир». 

Накануне открытия

БАКУ: Мистер Крэгг, мы встречаемся с вами в Центре Гейдара Алиева, построенном Захой Хадид, где в данный момент монтируют вашу выставку. Как вам кажется, это здание помогает лучше увидеть ваши скульптуры? Не вступает ли оно с ними в противоречие?

Тони Крэгг: Это здание удивительное, я и до приезда в Баку видел его фотографии. Конечно, оно не самое практичное. Как скульптору мне нравятся здания, на стены которых непросто повесить картины (смеется).

БАКУ:  Какие свои произведения вы привезли в Баку?

Т.К.: Это не огромная выставка, всего около 25 работ, почти все выполнены примерно в последние десять лет. У меня не так много старых работ, они как-то растворяются в пространстве. Но и по этой экспозиции можно проследить развитие моего творчества за последнее десятилетие.

Declination

БАКУ:  Что такое современная скульптура и какое место отводит скульптуре современное искусство?

Т.К.: В каждой культуре это по-разному. Тем более что само понятие «современный» – это не стиль, а всего лишь обстоятельство времени, в котором мы живем. Про скульптуру можно сказать, что до конца XIX века она была сугубо предметной, описывавшей окружающий мир. Она досконально воспроизводила фигуру человека или, например, животного. Кроме того, люди были очень ограничены в материалах. С конца XIX века скульптура стала крайне динамично развиваться. И хотя в восприятии публики у нее до сих пор сохраняется имидж консервативного, неповоротливого направления искусства, на самом деле ее развитие было очень динамичным и очень глубоким. Она ушла от воспроизведения природы и занялась фундаментальным изучением материального мира. За последние 120 лет скульпторы перепробовали почти все возможные материалы, чтобы прощупать границы того, что вообще можно с ними сделать.

БАКУ:  Когда вы поняли, что скульптура – это ваше предназначение?

Т.К.: Когда мне было 19 лет, я учился в школе искусств и очень любил рисовать. Однажды нам сказали: на следующей неделе займемся скульптурой. Мы пришли в понедельник, нам выдали какие-то материалы, и, начав работать, я вдруг почувствовал, как это затягивает. Любая линия, любой поворот, изменение формы вызывали у меня не только новые идеи, но и другой эмоциональный отклик. Это было мгновенное притяжение. Все мы постоянно «читаем» материи вокруг нас, изучаем их. Вообразите, сколько всего можно прочитать на небольшой поверхности человеческого лица – в среднем 15 x 15 сантиметров. Мы смотрим друг на друга и считываем огромное количество информации: чувства, душевное состояние, возраст, сексуальность, здоровье, образование. В 19 лет осознание этого стало для меня большим открытием. Тогда, после недели занятий скульптурой, я вернулся к рисованию, но еще через полгода решил повторить этот опыт и начал заниматься скульптурой, с самых простых форм.

Caught Dreaming

БАКУ: У вас академическое образование. Как получилось, что вы посвятили себя концептуальной скульптуре?

Т.К.: Мне повезло. Конец 1960-х был очень волнующим временем. В Западной Европе, в частности в Британии, происходило большое количество социальных и культурных перемен. Я тогда был очень молодым человеком, и это зарядило меня энергией на всю жизнь. И я был не одинок, вокруг было много молодых людей, которые хотели видеть жизнь по-новому, не просто как устроенный быт с религиозным бэкграундом. Начиная работать в искусстве, я встречал много людей с похожими взглядами на жизнь.

БАКУ: Кто из художников и скульпторов оказал на ваше становление наибольшее влияние?

Т.К.: Если говорить только об одном имени, то такого нет. Но если говорить в целом, то я восхищаюсь всеми скульпторами – у нас очень редкая профессия и вообще удивительное занятие. Ведь все другие профессии, работающие с материалами, – физики, инженеры – делают это с прикладной, практической целью, и только мы фундаментально изучаем материю в контексте эмоционального отклика, пытаемся понять ее значение. Поэтому мне интересны люди, которые выбирают скульптуру: почему они занимаются этим, их идеи, их личные «путешествия». Когда я был молодым художником, очень интересовался минимализмом (с тех пор я отошел от него, можно даже сказать, обратился в противоположную веру), но тогда меня очень интересовало все концептуальное, это в первую очередь были arte povera, Ричард Лонг, Генри Мур, Энтони Каро, Бранкузи.

Early Formes

БАКУ: Будучи ректором Дюссельдорфской академии искусств, вы видите многих молодых художников и скульпторов. Что вас радует и огорчает в новом поколении?

Т.К.: Мне всегда казалось, что это огромная привилегия в жизни – учить молодых людей. У них фантастическая энергия. Но вы правы, кое-что меня огорчает... Когда я начинал, мир искусства был очень маленьким, можно сказать, тесным. Мы ездили на выставки, и нас было всего несколько десятков человек. Очень немногие музеи занимались современным искусством. Конечно, мы хотели, чтобы к нам присоединилось больше людей. Когда поступали в школу искусств в 1960-е, для этого не было никаких других причин, кроме собственного идеализма. За искусством не стояли ни деньги, ни выставки, ни перспектива стать профессором, ни успех... ничего, что могло бы потешить тщеславие. Теперь же студенты по всему миру знают множество историй успеха, и почти всех он интересует. Они перестают интересоваться природой, анализировать, думать самостоятельно – предпочитают читать журналы, верить критикам и кураторам. А кто такие эти кураторы? По большей части посредственные люди, они усредняют искусство, у них нет оригинальных идей. Искусство теряет силу оригинальности, многие просто пересматривают то, что было сделано раньше, и ищут успеха. Мне грустно, что сейчас я езжу по миру, бываю в Китае, Южной Америке, Нью-Йорке и вижу, что студенты делают очень похожие вещи, следуют чужим идеям и эмоциям, не своим собственным.

БАКУ: У вас есть ответ на вопрос, как найти себя?

Т.К.: Это очень просто. Это невероятно просто. Вы идете через лес, смотрите вперед – и на расстоянии вытянутой руки, в метре перед вами больше интересного, чем в целом абстрактном городе. Вы смотрите на отношения с людьми – и там гораздо больше, чем во всех социальных сетях и средствах массовой информации, которые вас окружают. Вы просто должны верить в то, что ваша собственная жизнь важнее всего.

separator-icon

«Мы фундаментально изучаем материю в контексте эмоционального отклика, пытаемся понять ее значение»

Mc Cormack
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»