Легендарный актер Расим Балаев – из тех, благодаря кому 1970-80-е годы считаются золотым веком советского кино. С главным редактором «Баку» Лейлой Алиевой он говорил о фильмах и книгах, о семье и творчестве, о прошлом и настоящем – но всегда об одном – о любви. 

У каждого поколения есть свой культурный код – та информация, с помощью которой ровесники легко понимают друг друга. Но есть и уникальные культурные коды, которые связывают людей, разных и по возрасту, и по мировосприятию. К таким кодам относятся роли Расима Балаева, в первую очередь его тонкий, многогранный и трагический Насими.

Лейла Алиева: Когда вы решили стать актером?

Расим Балаев: Я вырос в сельской местности, рядом с Агсу. В доме не было телевизора, я часто ходил в кинотеатр и уже тогда воспринимал фильмы с позиции актера: думал, как можно было бы сыграть ту или иную роль. Затем я стал посещать драматический кружок, декламировать стихи на большой перемене в школе. Говорили, что хорошо получается. Так, постепенно, появилось осознанное желание стать актером. Правда, родители поначалу были против.

Л.А.: Кем они хотели вас видеть?

Р.Б.: Мама хотела, чтобы я стал врачом, а папа – историком. К счастью, театральный институт был единственным вузом, который проводил вступительные экзамены в июле, в остальных институтах они начинались в августе. Когда я уехал поступать в театральный, родители надеялись, что у меня ничего не получится и в августе я смогу поступить в «нормальный» вуз. Но я все-таки прошел по конкурсу. Родители сделали вид, что рады, но было очевидно, что это не совсем так. Только позже, когда студентом я начал декламировать стихи на телевидении, папа и мама наконец обрадовались.

Л.А.: Вы играли великого Насими. Как вы отреагировали, когда вам предложили эту роль?

Р.Б.: В 1973 году Гейдар Алиев издал указ о праздновании 600-летия Насими. Появилось множество книг и картин, посвященных поэту, решили снять и фильм к торжественной дате. Я слышал, что главная роль достанется кому-то из известных актеров, поэтому, когда мне дали сценарий, даже не стал его читать. Я в тот момент лежал в больнице с язвой, которая развилась, скорее всего, на фоне депрессии.

Л.А.: Черная полоса была?

Р.Б.: Да, период был очень сложный. За два года до этого скончался мой отец. Он был здоровым, полным сил человеком, а ушел внезапно – инфаркт. Я не успел с ним попрощаться. Его смерть стала настолько неожиданной, что я очень долго не мог отойти от шока, было очень больно. С работой тоже были проблемы: мне несколько раз подряд отказывали в съемках, говорили, что я некиногеничен. Я совсем пал духом. И когда режиссер «Насими» Гасан Сеидбейли предложил пройти пробы, я был уверен: это просто для галочки. Ответил, что роль, конечно, интересная, но лучше найти другого актера, потому что мне мало осталось жить.

На следующий день у моей палаты возникла толпа врачей – человек пятьдесят, и все хотели меня осмотреть. Я страшно испугался: решил, что и в самом деле пришла пора прощаться с жизнью. Спрашиваю своего врача: «Зачем они пришли?» Тот отвечает: «Не знаю, вообще-то у тебя не такое уж серьезное состояние». Чуть позже выяснилось: режиссер попросил министра здравоохранения организовать консилиум, чтобы выяснить, могу я работать или в самом деле надо искать другого актера.

Утвердив меня на роль, Гасан Сеидбейли достал мне путевку в санаторий в поселке Мардакан. Там я каждое утро принимал ванны, массажи и электрофорез, а потом садился в автобус и ехал на репетицию. Через два месяца начались съемки.

Л.А.: Как считаете, ваше сложное эмоциональное состояние повлияло на то, что вы максимально приблизились к образу?

Р.Б.: Все сошлось вместе. Позже я узнал, что государственная комиссия, курировавшая съемки «Насими», не одобряла решения Гасана Сеидбейли отдать главную роль начинающему актеру. Ему говорили: «Возьмите опытного и известного человека, а если вас тянет на эксперименты, занимайтесь ими в других фильмах». Но Гасану очень понравилось мое лицо: он видел сходство с Насими, ну или с тем образом, который себе представлял. Он хотел, чтобы зрители восприняли меня именно как Насими, и то, что за мной не тянулся шлейф других ролей, было плюсом.

И вот что удивительно: еще недавно я сидел без работы и очень хотел сниматься. Но как только меня утвердили на главную роль в очень важном фильме, я оробел. Роль Насими встала передо мной гамлетовским «Быть или не быть?». В любом другом фильме я теоретически имел право на ошибку, но не здесь! В «Насими» мельчайший мой промах заметил бы весь Азербайджан. Нужно было либо сыграть очень хорошо, либо уйти из профессии.

Л.А.: Когда начались съемки, страх, наверное, пропал?

Р.Б.: Да, как только стали снимать, я полностью выздоровел. Во время работы совершенно забывал о том, что у меня болит. Фильм излечил меня. К тому же мы долго репетировали. Со мной снимались мои кумиры – народные артисты Исмаил Османлы, Самандар Рзаев. Вместе с ними я два месяца разбирал ключевые сцены, и эти люди меня очень поддержали.

Л.А.: Вы легко учились?

Р.Б.: Да. Я довольно наблюдательный человек и, сколько себя помню, постоянно подмечаю в жизни все, что может пригодиться в профессии. Когда бываю за рубежом, наблюдаю даже за птицами: похожи ли на наших, так же ли щебечут? Или помню съемки фильмов «Это сладкое слово «свобода» и «Никто не хотел умирать», которые частично проходили в Баку. Я был занят в эпизодических ролях; закончив свои сцены, садился рядом с оператором и смотрел, как ведут себя перед камерой звезды – Регимантас Адомайтис, Юозас Будрайтис, Ирина Мирошниченко, Родион Нахапетов. Это дало многое в профессиональном плане. То же происходило на дубляже. Сейчас актеры озвучивают роли в студии по отдельности, а раньше всех, кто занят в сцене, записывали вместе, и в эти моменты тоже многому можно было научиться у коллег.

Л.А.: Кстати о дубляже. В русскоязычной версии «Насими» вас озвучивал Вячеслав Тихонов и внес в образ немало своей харизмы. Вам не кажется, что таким образом он стал соавтором вашей роли?

Р.Б.: Да, и он здорово это сделал. К сожалению, я не присутствовал на озвучке в Москве, но знаю связанную с ней историю. Тихонов сначала отказался от дубляжа из-за нехватки времени – в то время он еще работал над «Семнадцатью мгновениями весны». Однако его уговорили посмотреть «Насими». После этого Вячеслав Васильевич согласился, но попросил подстроить работу под его график, то есть записывать дубляж по ночам. Так и поступили. И хотя мы не встретились с Тихоновым тогда, мне удалось пообщаться с ним позже, на съемках в Ялте. Мы ужинали в ресторане, и туда пришел Тихонов со своей компанией. Я передал за их стол шампанское в знак уважения, попросив официанта не говорить, от кого подарок. Но когда Тихонов начал настаивать, тот все же показал на меня. Так мы с Вячеславом Васильевичем разговорились. Я поблагодарил его за прекрасный дубляж, а он так до конца и не поверил, что Насими был, по сути, моей первой ролью.

Л.А.: После премьеры «Насими» с вами произошло то, о чем говорят «он проснулся знаменитым». Как слава изменила вашу жизнь?

Р.Б.: Я видел довольно много примеров того, как известность погубила хороших актеров. К счастью, у меня оказался иммунитет к звездной болезни, хотя искушение было велико. Меня узнавали на улице, называли не Расимом, а Насими. Тогда фильмы жили гораздо дольше, чем сейчас: сначала их несколько лет показывали в кинотеатрах, потом они регулярно шли по телевизору. Директор кинотеатра «Низами» рассказывала мне, что на «Насими» целый месяц был аншлаг, полный зал на каждом сеансе.

Когда люди подходили за автографом, я чувствовал не только гордость, но и ответственность: надо соответствовать ожиданиям зрителей. Я старался вести себя скромно. Да и сегодня, несмотря на опыт, каждый раз волнуюсь на съемочной площадке, внимательно слушаю режиссера, а если у меня появляются идеи, деликатно спрашиваю, можно ли их попробовать. Мне очень неприятно смотреть на коллег, которые говорят молодым режиссерам что-то вроде: «Ты еще ребенок, чему ты меня можешь научить? Будет так, как хочу я». Звездная болезнь очень ограничивает актера.

Л.А.: Вас любят женщины, в Азербайджане у вас несколько поколений поклонниц. А вы понимаете женщин? Знаете, чего они хотят?

Р.Б.: Женщины прекрасны, но внимание поклонниц оказалось не менее опасным, чем звездная болезнь: из-за него тоже можно легко потеряться в жизни. Хорошо, что я рано женился, и к моменту выхода «Насими» у нас было уже двое сыновей. Это был мой якорь, который не дал наделать многих ошибок. Я всегда считал: если создал семью, надо быть ей верным. Возможно, в какие-то моменты чувствовал влюбленность, но очень быстро вспоминал, что женат и что главное в моей жизни – сделать своих близких счастливыми и вырастить сыновей приличными людьми. Поначалу жена работала, была сотрудником типографии. Но когда я начал нормально зарабатывать, предложил ей стать домохозяйкой и спокойно заниматься детьми. Сам я уделял сыновьям не так много внимания, как хотелось бы, постоянно был на съемках. Но каждый день, как бы сильно ни был занят, в каком бы уголке страны ни находился, я звонил домой.

А чего хотят женщины? Да того же, что и все люди: уважения, вежливости, доброжелательного отношения. Но, конечно, в общении с вами нужна особая тонкость, ведь вы такие нежные.

Л.А.: Были ли у вас в жизни моменты, когда рисковали всем во имя правды?

Р.Б.: Бывало. Конечно, я не идеальный человек, но всегда старался не изменять себе, оставаться собой. Всегда ненавидел ложь. Случалось, что эта позиция мне вредила, но я не отчаивался и говорил себе: всякое случается. Бывали и ошибки – как я уже говорил, я неидеален. Но, слава богу, непростительных ошибок не наделал.

Л.А.: Кого вы считаете своим наставником и советчиком в жизни?

Р.Б.: В юности это были родители. Сейчас я сам отец и дед и даю советы и наставления детям: быть правдивыми, ответственными, жить достойно. Считаю, что достойная жизнь – одна из основ счастья, и хочу, чтобы моим детям и внукам посчастливилось прожить достойно.

Л.А.: Какой вы дедушка?

Р.Б.: Очень любящий, обожаю обеих внучек! Когда сыновья были маленькими, я их очень любил, но был с ними строг, даже слишком. Иногда они меня даже боялись: я мог сделать замечание без слов, одним взглядом. У нас, кстати, до сих пор многие разговоры так и происходят – без слов. Так вот, когда они были детьми, я не всегда мог проявить свои чувства к ним, потому что вечно был занят на работе. И вся эта нерастраченная любовь досталась внучкам. Одна уже взрослая, учится в институте народного хозяйства, вторая – в пятом классе. Но обе знают, что за хорошую учебу обязательно получат от дедушки подарок. Теперь их отцы мне говорят: «Не надо баловать девочек!» – а я отвечаю: «Занимайтесь своими делами, не мешайте мне получать удовольствие».

Л.А.: Вы скорее оптимист или суровый реалист?

Р.Б.: По-разному, зависит от ситуации. Наверное, во мне всего понемногу. Я с осторожностью подхожу к любому делу, и, может быть, поэтому обычно оно в итоге спорится. Наверное, я в чем-то оптимист, а в чем-то пессимист.

Л.А.: Скажите, как с годами менялось ваше восприятие поэзии, того же Насими?

Р.Б.: В великой литературе заложены глубокие смыслы, которые можно раскрывать в течение всей жизни. Книги как бы взрослели вместе со мной. В юности мне открывался верхний слой, можно сказать, буквальный смысл, а с течением жизни, перечитывая книги, я находил настоящее богатство. Уверен, что Насими, Пушкин, Достоевский, азербайджанские классики – могу назвать еще не один десяток имен – это авторы, с которыми надо встречаться на протяжении всей жизни. Очень люблю литературу, и если бы не стал актером, наверняка пошел бы читать стихи на радио. Много лет назад я начитывал для радио ВВС стихи и прозу – Джека Лондона, русских и азербайджанских писателей, – и мне очень нравилось это занятие!

Л.А.: А какая ваша любимая музыка?

Р.Б.: В прошлом по воскресеньям с часа до двух по радио передавали мугам. Я вырос на этой музыке, а также на азербайджанских песнях в исполнении Рашида Бейбутова, Шовкет Алекперовой, Рубабы Мурадовой. Позже открыл для себя джаз благодаря Вагифу Мустафазаде, чей синтез джаза и мугама пришелся мне очень по душе. Люблю оперу. Не считаю себя знатоком оперного искусства, но когда слышу Юсифа Эйвазова и Анну Нетребко, отчетливо понимаю, что это гениальное исполнение.