КультураVIII Международный фестиваль Мстислава Ростроповича – это восемь дней дивной музыки, сыгранной в майском Баку с почтением и живым азартом. В названии нет слова «имени»: пусть великого музыканта уже нет на земле, это все равно его фестиваль – все участники играют для него, а не только для слушателей.
Мстислав Леопольдович знал и любил самую разную музыку, потому так широк диапазон исполняемых произведений. В день открытия Азербайджанский государственный оркестр имени Узеира Гаджибекова выдает всю мощь кантаты Карла Орфа «Кармина Бурана»: музыка становится посредником, передающим открытое и грозное послание Всевышнего человечеству (ведет оркестр его худрук Рауф Абдулаев). На следующий день в том же филармоническом зале в исполнении квартета Игоря Бутмана звучит задумчиво-кокетливый Астор Пьяццола и жизнерадостные мелодии из «Бременских музыкантов» Геннадия Гладкова. В Доме-музее Леопольда и Мстислава Ростроповичей демонстрируют свои таланты молодые азербайджанские музыканты, а два дня спустя великий Риккардо Мути и его оркестр Луиджи Керубини играют Моцарта, Шуберта, Верди и Чайковского на сцене дворца Гейдара Алиева.
На вопрос, по какому принципу она собирает программу, руководитель фестиваля Ольга Ростропович отвечает просто: «Единственный и самый верный критерий – качество. Качество исполнения прежде всего: самые лучшие артисты, самые лучшие коллективы, то, что доставило бы удовольствие моему отцу. Ведь его присутствие в зале я всегда незримо ощущаю».
Одним из таких коллективов, по праву оказавшихся в числе лучших из лучших, стал Центр оперного пения имени Галины Вишневской, что привез в Баку премьеру «Паяцев» Руджеро Леонкавалло. Подопечные Ольги Ростропович, руководящей также Центром, явно оказались на сцене бакинской оперы не по родственным, а по художественным причинам. «Паяцы» в Центре оперного пения поставил Иван Поповски – один из немногих сегодняшних режиссеров-поэтов.
В его спектакле нет модных сейчас трансформаций классического сюжета: трагический любовный четырехугольник (хозяин бродячей актерской труппы Канио, его жена Недда, безнадежно влюбленный в нее клоун Тонио, крестьянин Сильвио, к которому неравнодушна Недда) существует именно в том виде, в каком его придумал композитор 123 года назад. Леонкавалло вдохновлялся реальным судебным делом об убийстве, совершенном ревнивым мужем; быть может, именно документальность событий придала такую пылкость его музыке.
«Присутствие отца в зале я всегда незримо ощущаю»
Эту пылкость, эту правду чувств Поповски вместе с художником Андреем Климовым воплотил на сцене наилучшим образом. Перед нами, несомненно, Италия с ее яркостью красок, контрастом ясного беззаботного дня и полной опасностей таинственной летней ночи. И перед нами, несомненно, театр: раз история рассказывает о приезде бродячей труппы в деревню, то вот она, слева – повозка актеров, что к вечеру станет сценой, а справа приготовлено место для деревенских жителей, которые после трудового дня станут не только зрителями спектакля об обманутом муже, но и свидетелями настоящего убийства, когда обманутый муж решит отомстить, не сходя, так сказать, с рабочего места. Театр в этом спектакле – романтический соблазн и рабочая каторга, место, из которого хочется бежать, и место, из которого сбежать невозможно: так и умрешь на сцене – вполне всерьез.
Артисты не только отлично поют, но вместе с оркестром под руководством Александра Соловьева замечательно рассказывают историю: Канио (Сергей Поляков) монументален и грозен в своей одержимости, Недда (Нестан Мебония) очаровательна и беспечна, а улыбка отвергнутого Тонио (Александр Алиев) исходит таким ядом, что любой человек, менее занятый своими чувствами, чем главные герои оперы, шарахнулся бы в сторону и постарался не иметь с таким персонажем никаких дел.
На вопрос, не устраивает ли она своим выпускникам слишком «счастливое детство» – ведь в европейских театрах в моде гораздо более жесткая и радикальная режиссура, – Ольга Ростропович от всей души протестует: «Это не «счастливое детство». Наши певцы получают весьма серьезную профессиональную подготовку и очень востребованы после окончания учебы. Например, только в Большом театре сейчас по крайней мере 10-12 солистов – выпускники Центра оперного пения. А сегодняшняя новая режиссура – это тренд: сейчас он есть, а завтра его нет. Как в моде: сейчас носят металлические платья с булавками – завтра они исчезли. А классическое останется навсегда. Я думаю, всем уже поднадоело видеть на сцене странные воплощения реальности. Если я хочу увидеть реальность, пойду к себе на кухню. А если хочу отвлечься от нее и насладиться искусством – пойду в театр».
Можно добавить: и на концерт. Потому что концерты фестиваля выдергивают зрителя-слушателя из реальности и уносят в сказочные дали. Например, в страну Вундеркиндию, как на филармоническом концерте молодых российских музыкантов, где серьезная, строгая и чуть насупленная юная виолончелистка Александра Перлова в «Вариациях на тему рококо» Чайковского с невероятной легкостью возвела воздушную конструкцию, в которой так непривычно много для Чайковского покоя и бестревожного любования виртуозностью. А тринадцатилетний пианист Александр Малофеев сыграл сложнейший Третий концерт Прокофьева. Композитору было тридцать в год завершения этого сочинения – но начал он его создавать много раньше, и в опусе сияет чисто юношеское чувство «мир принадлежит мне». Это чувство было подхвачено юным виртуозом и воспроизведено с верой в себя, в музыку и в блестящую будущую карьеру. Публика устраивает овацию – и сверходаренный мальчишка неумело кланяется (этому он явно еще не научился, занимаясь более важными вещами) и на бис играет звенящую невидимыми колокольчиками «Кампанеллу» Листа.
Финальные же концерты Юношеского оркестра Луиджи Керубини, с которым приехал в Баку легендарный дирижер Риккардо Мути, переселяют нас в страну Гармонию. В ней Тридцать пятая («Хаффнеровская») симфония Моцарта смеется, чуть флиртует и беспечно танцует. Моцарт сочинил эту музыку по заказу зальцбургского богача Зигмунда Хаффнера: тот пожелал таким образом отметить возведение в дворянское достоинство – и это был очень радостный и совсем не чопорный праздник. Рядом в увертюре «Сицилийской вечерни» Верди слышатся возбужденные крики итальянцев-заговорщиков XIII века, желающих освободить Сицилию от правящих на острове французов, и звучит трагическое проклятие судьбы, которая столкнет в мятеже отца и сына. (Увертюру – обещание всей истории, что позднее развернется в опере, – оркестр играет сдержанно, внимательно, напряженно: будто смотрит на события чуть в отдалении, сжимает сердце в горсти, чтобы не кинуться в схватку, которая каждой из сторон кажется битвой за правое дело). В Четвертой симфонии Шуберта, что композитор сочинил девятнадцатилетним, молодые музыканты с удовольствием исследуют перепады юношеских настроений – от «все плохо и будет еще ужаснее» до «я молод, талантлив, и у меня все еще будет», а в Пятой сочувственно понимают Чайковского, чей герой сражается с роком, терпит поражение и восстает вновь. И на всем пути в этой музыкальной стране Риккардо Мути, которому многие его музыканты годятся во внуки, правит оркестром как друг, старший брат и вождь – одновременно чутко, требовательно и с непафосным величием.
Так заканчивается фестиваль. «Я люблю этот город. Он совершенно потрясающий, удивительный. Папа здесь родился и провел несколько счастливых лет жизни. Баку очень изменился за последнее время, стал еще прекраснее. И я счастлива и горда, что в бурном расцвете бакинской культурной жизни есть и наша маленькая заслуга», – говорит Ольга Ростропович и садится планировать следующий, девятый фестиваль.
