Балет «Легенда о любви» прославил композитора на весь мир. А ведь в год премьеры ему было всего 28 лет.
БАКУ: Изменилась ли «Легенда о любви»? Похожа ли она на ту, что была впервые показана в Мариинском театре в 1961 году?
АРИФ МЕЛИКОВ: По сравнению с Кировским театром (он тогда так назывался) в 1965 году в Большом были сделаны небольшие сокращения. Нынешняя премьера практически ничем не отличается от премьеры 1965 года – ну, какой-то мизер изменился: в одной из сцен, где девушки просто поднимали руки, они делают тот же жест, но теперь у них в руках ткань. Собственно, Григорович и цели такой не ставил – что-нибудь поменять. Я считаю, правильно. Сейчас так часто бывает: взяли, переделали, что было, перечеркнули. А почему перечеркнули? Говорят, время другое. Какое другое? Что изменилось в любви и красоте? Это ненормальная психология какая-то: говорят, давайте Шекспира перепишем. Он жил давно – а за это время мир изменился. Давайте – графоманов сколько хочешь. Но при чем тут Шекспир?
«Легенда о любви» осталась такой, какой была. А какой она была? Удивительно красивой, с огромным количеством находок, драматургических и пластических. В каких-то своих спектаклях, возобновляя их, Григорович делает изменения, и это его право, если он считает, что в свое время что-то недоделал, а сейчас может доделать. Но «Легенду» он не тронул – и это тоже его право.
БАКУ: Когда вы – постановочная команда 1961 года – создавали «Легенду», какая из сцен далась вам труднее всего?
А.М.: Когда создается новое произведение, всегда какие-то трудности бывают. Но во время написания «Легенды» вокруг была такая группа друзей, единомышленников – Юрий Григорович, художник Симон Вирсаладзе, поэт Назым Хикмет, дирижер Ниязи, – что, даже если что-то не получалось, нам в голову не приходило унывать или жить какими-то трагическими мыслями. Просто искали новые подходы. Трудности не перекрывали нам дорогу – мы их преодолевали. Если нужно было поспорить – были рядом и спорили. Обсуждали сцену погони: все догоняют, все бегут, вроде бы сначала герои находятся далеко друг от друга, а артисты при этом рядом, на одной сцене? Так выстраивалась полифония – а полифонию создает композитор. Григоровичу сначала сцена погони не нравилась, она ему казалась слишком симфонической. Он говорил: «Иди играй ее в симфоническом оркестре. Ты принес в балет музыку, которая чужда балету». Ну, мы поссорились, разошлись на какое-то маленькое время, потом он пишет: «Ты был прав, я все поставил, и получилось хорошо». В таких временных недопониманиях как раз отшлифовывалось основное. И мы впервые показали «Легенду о любви» в Ленинграде 23 марта 1961 года – это были праздники, Новруз байрам. Красивый праздник Востока – много сладостей, много цветов, много зелени, и вот в это время мы давали первую премьеру. Все трудности были позади.
БАКУ: Билеты на все премьерные показы были проданы сразу же после поступления в кассы, а в премьерные дни администрация срочно поставила в график еще один спектакль – и на него билеты смели за несколько часов. Вас радует такая любовь москвичей к «Легенде»?
А.М.: Да, и ко мне подходят люди, которые видели спектакль двадцать, тридцать лет назад, задают вопросы, из которых понятно, что человек над спектаклем думал, а вот сейчас увидел автора и хочет воспользоваться случаем, спросить, правильно ли он понимает тот или иной момент. И все, конечно, понимает правильно! Ажиотаж вокруг премьеры большой, и не только в Москве – мне только что звонила группа музыкантов из Баку, которые прилетают специально, чтобы посмотреть спектакль своего учителя. Это хорошая традиция – мы тоже выезжали на спектакли своих педагогов.
БАКУ: За долгую жизнь этого спектакля в разных театрах, с разными вариантами хореографии какие из балерин вам запомнились более всего?
А.М.: «Легенда» шла по всей стране, которая у нас тогда была общей – СССР, а также в Германии (почти во всех театрах – в Дрездене, Лейпциге, Шверине, много где еще), в Турции (там однажды одновременно в двух театрах: в одном – постановка Юрия Григоровича, во втором – другого автора, и они как бы соревновались), в Чехословакии. И везде танцевали удивительные балерины. Мне досталось такое счастье с этим спектаклем – за эти годы столько выдающихся личностей прошли через балет! Майя Плисецкая была такая величественная, волевая Мехмене Бану, с таким характером, что было ясно: она во всем пойдет до конца. И совсем иная, более мягкая Нина Тимофеева, она совсем другой образ создавала. В Ленинграде на первой премьере собралось прекрасное трио: Ирина Колпакова, Ольга Моисеева, Александр Грибов, потом в этом спектакле появилась Алла Осипенко. В Москве в «Легенде» участвовали почти все ведущие исполнители Большого театра. В Чехословакии – Марта Дротнерова, поразительная была красавица. Знаете, что еще в этом балете прекрасно? Каждый артист, не нарушая общей концепции, может внести немного своего. А я стольких уже видел и столько знаю (смеется), меня уже застрелить надо – «слишком много знал», – что сейчас уже не сопоставляю, не оцениваю балерин. Просто смотрю на Светлану Захарову, на Екатерину Шипулину, на Екатерину Крысанову и радуюсь их танцу. Ну иногда что-то немножко музыкально корректирую в голове.
БАКУ: Кроме капитального возобновления «Легенды о любви», что важного было в вашей жизни в последнее время?
А.М.: Я в основном работаю в области большой симфонической музыки, написал уже восемь симфоний, много других сочинений. А перед приездом сюда дал премьеру фортепианного концерта. Хотя я народник, вдруг захотелось написать для фортепиано – и за короткое время, просто измучив себя, я написал этот концерт. Играл наш пианист Джейхун Аллахвердиев, бывший мой ученик, великолепный пианист и композитор. Скоро его будет играть Аделя Алиева, которая сейчас живет во Франции, – она уже почти выучила текст, скоро приедет, сыграет у нас, а потом у себя. Мне не приходится жаловаться на то, что надо долго искать исполнителей, наоборот, я мало усилий прикладываю к тому, чтобы что-то чаще исполнялось. Конечно, композитору всегда хочется, чтобы его музыку исполняли чаще, но для этого надо то что-то делать с нотами, то заниматься с дирижером, переговариваться – ну и махнешь рукой: «А, потом, потом». Так иногда и затягивается. А иногда бывает вот так неожиданно, как этот фортепианный концерт: только написал – и все исполнили.