Фотограф Рафаил Гамбаров: длинная выдержка

Я увлекся фотографией в восемь лет, но стал кинооператором и называть себя профессиональным фотографом уже не мог. Только фотолюбителем, причем «любовь» здесь слово ключевое. Я всю жизнь смотрю на мир через объектив и убеждаюсь, что главные вещи так видны гораздо лучше. 

Иллюстрация: Маша Пряничникова

Рафаил Гамбаров – кинооператор, заслуженный деятель искусств, президентский стипендиат. Снял около 50 документальных и 20 художественных фильмов, в том числе «Допрос» режиссера Расима Оджагова, за который в 1981 году был удостоен Государственной премии СССР вместе со всей съемочной группой. В 1998 году основал Объединение фотографов Азербайджана. 2 августа 2021 года, в День азербайджанского кино Рафаилу Гамбарову была вручена Национальная кинопремия.

Мой папа был ранен на войне и после демобилизации получил направление в Грозный. К тому времени у них с мамой уже было двое детей; в Грозном родились я и моя сестра. В начале 1950-х папа решил, что дети должны получить хорошее образование, а для этого надо переехать в Баку. И когда мне было года четыре, он купил квартирку с двумя комнатами и большой верандой в самом центре, в районе улицы Свердловской. Так я стал бакинцем. До сих пор помню, как теплыми бакинскими вечерами все обитатели дома, остудив после дневной жары двор из шланга, садились за большой стол с самоваром во главе, играли в лото, нарды, шахматы. Слушали длинные радиопостановки известных пьес, пили чай из армуды, шутили смеялись. Этот милый образ детства, дворика, дружбы остался со мной навсегда.

Сегодня этого района уже нет, его полностью снесли, а тогда почти весь город состоял из таких кварталов. У нас был типично бакинский дворик на пять семей. Дети, естественно, проводили все время на улице, получали там первый жизненный опыт и сокровенные знания от старших ребят. Самым важным навыком на нашей улице было умение драться. Я им не обладал, и надо мной смеялись, обзывали «пончиком» и «булочкой» из-за моей полноты.

Старший из соседских пацанов был, что называется, авторитетом. Он мог заступиться за ребят из нашего двора, если на них наезжали, мог на равных говорить со старшими парнями, даже с теми, кто отсидел срок. И он уже водился с женщинами!

Одну из них звали Рабуся. Она всегда была пьяная и прокуренная, говорила сипло, носила домашние тапки и обращалась ко всем на «ты» независимо от возраста и степени знакомства. На ее руке, из которой она никогда не выпускала сигарету, звенели браслеты. Ей можно было дать и 30, и 50 лет, однако двигалась она с поразительной грацией, как кошка, и мужчины к ней липли. Женщины же Рабусю ненавидели, и та отвечала им взаимностью. Днем Рабусю я не встречал никогда: она появлялась в сумерках и усаживалась поближе к огромному прокопченному котлу, в котором варили кир для покрытия плоских бакинских крыш. Котел долго держал тепло.

Так вот, мой сосед, юный любовник Рабуси, обладал настоящим сокровищем – фотоаппаратом с объективом, который убирался внутрь корпуса. Объектив закрывался крышкой – круглой, чрезвычайно изысканной, с красивой надписью: то ли «Зоркий», то ли «ФЭД». Мне казалось, что эти буквы выводил чертовски обаятельный и уверенный в себе человек с барскими замашками.

***

«Сосед часто звал меня в свою фотолабораторию, и там на моих глазах происходило чудо» 

Иллюстрация: Маша Пряничникова

Фотоаппарат достался моему соседу в подарок и стоил баснословных денег. Фотобумага, пленки, химикаты тоже были недешевы, поэтому парень брал за свои карточки скромные гонорары. Для друзей он обрезал края фотографий фигурными ножницами, чем производил на них сильное впечатление. Проводить пальцем по ребристому краю было очень приятно. Фотолабораторию он устроил в заброшенном дворовом чулане с крошечным окном, которое закрывал кусок картона. Абсолютную темноту прорезал лишь свет свисавшей с невысокого потолка лампочки, обернутой чем-то красным. На шатком столе был установлен увеличитель. Сосед часто звал меня в свою фотолабораторию, и там на моих глазах происходило чудо.

Надо было смешать химикаты, похожие на крупную соль, с водой и погрузить в этот раствор пленку. Она проявлялась, и получались негативы, которые затем сушились на веревке, закрепленные бельевыми прищепками. Негатив вставлялся в «волшебный фонарь» – фотоувеличитель. Его свет передавал изображение на фотобумагу – этот процесс занимал строго отсчитанные секунды. Затем так же молниеносно надо было окунуть фотобумагу в проявитель. Иногда фотография долго не проявлялась, была блеклой. Потом она наполнялась оттенками, в ней появлялся смысл. Фотобумагу вынимали из ванночки с проявителем, помещали в емкость с закрепителем, а потом готовые фотокарточки, как и пленку до этого, сушили на бельевой веревке.

С тех пор прошло больше 60 лет. Сегодня у меня прекрасные цифровые фотокамеры, но я до сих пор люблю снимать на пленку, которую покупаю через интернет. Сам делаю растворы, печатаю фотографии. И каждый раз, когда на фотобумаге возникает изображение, я с трепетом жду, что же получится. Я по-прежнему воспринимаю этот процесс как чудо.

***

Фотография появилась в моей жизни в пять лет, когда папа повел меня в ателье сниматься. Фотограф был прекрасным профессионалом: он идеально скомпоновал кадр, выставил свет и мастерски сделал ретушь. Та карточка сохранилась и стоит у меня на столе.

Я родился 31 декабря, и папа часто в шутку ругал маму: «Неужели не могла потерпеть день-два, испортила нам праздник!» Что тут скажешь – мой праздник тоже оказался испорчен на всю жизнь. Не помню, чтобы мой день рождения когда-либо отмечали отдельно, а не заодно с Новым годом. И главный в жизни подарок я получил не 31 декабря, а когда моя старшая сестра Солмаз, получив первую зарплату, потратила ее на фотоаппарат «Смена-3» для меня. Запах его кожаного футляра я помню и сегодня.

Именно Солмаз как-то раз взяла меня за руку и отвела во Дворец пионеров на улице Хагани – красивое здание с колоннами, в котором сейчас находится Союз композиторов. Там она записала меня в фотокружок. Среди их руководителей был замечательный педагог Имран Алиев. Благодаря ему я полюбил фотографию – сначала ремесло, а затем искусство.

Осознание того, что после уроков я могу пойти в фотокружок, частично скрашивало школьные годы, которые я до сих пор вспоминаю как один длинный кошмар. До восьмого класса я учился в школе № 18 на Шамахинке. Завучем там был сын знаменитого комиссара Газанфара Мусабекова – одного из тех, кто устанавливал в Азербайджане советскую власть. Мусабеков-младший был настолько строг и суров, что, когда он на перемене выходил в школьный коридор, мы боялись высунуть нос из класса.

Потом я перевелся в десятилетку, которую тоже не любил, но уныло ходил на уроки, потому что так было надо. А когда с трудом дождался окончания десятого класса, Министерство образования решило поставить эксперимент и временно ввести 11-летнее среднее образование. Наш класс остался еще на год, но никто уже толком не учился: мы переросли школу.

***

В 1966 году Солмаз сопровождала меня в Москву: я вез с собой 30 лучших снимков для творческого конкурса на фотоотделение факультета журналистики МГУ. На месте выяснилось, что в тот год приема не было. Но мы узнали, что ВГИК набирает курс на кинооператорский факультет, и я поступил туда.

На втором курсе ко мне подошел студент режиссерского факультета Александр Садковой, он учился в мастерской Романа Кармена: «Я вижу, ты все время с фотоаппаратом ходишь. А на кинопленку еще не снимал? Давай вместе сделаем курсовую работу – документальный фильм про скульптора Александра Кибальникова». Разумеется, я согласился.

У Кибальникова, автора знаменитого памятника Маяковскому в Москве, была мастерская на Верхней Масловке. Полтора месяца мы ходили туда и снимали методом кинонаблюдения. Получился очень хороший десятиминутный фильм, за который мы с Сашей получили студенческие призы. После этого Садковой позвал меня на каникулах поработать на Куйбышевской студии кинохроники. Одним разом дело не ограничилось: я стал работать там все каникулы – зимние и летние. Написал родителям, чтобы больше не присылали мне денег, – я понимал, как трудно им приходится. К окончанию ВГИКа я снял в Куйбышеве десять документальных фильмов и, что гораздо важнее, нашел себе там жену. Нашему браку уже больше 50 лет.

***

Я еще не успел получить диплом, когда режиссер Октай Мир-Касимов, снявший часовой фильм о Кара Караеве, пригласил меня сделать ленту о Баку для «Совэкспортфильма» – эта организация тогда выпускала серию фильмов о столицах союзных республик. Их можно было назвать прототипами современных рекламных роликов. Мы с Мир-Касимовым потом вместе сняли еще несколько фильмов. После этого я работал оператором у самых знаменитых азербайджанских режиссеров.

Однажды вместе с Ниджатом Бекирзаде мы работали над документальным фильмом об Ичери шехер. На экране он шел десять минут, а работа заняла целых три месяца: все это время мы каждый день приходили в крепость и работали там по несколько часов. Под конец мне казалось, что я знаком абсолютно со всеми жителями «внутреннего города». Я узнал множество потрясающих историй о местных домах и человеческих судьбах. В 1960-х еще были живы свидетели больших исторических событий. Потом я много лет навещал этих людей, узнавал, как их дела.

Ичери шехер – особое место, я сделал там для себя много удивительных открытий. Например, такое. Каждый день я проходил мимо потрясающего трехэтажного особняка и любовался им. А потом выяснилось, что он имеет непосредственное отношение к моей семье. Его построил отец мужа моей тети, очень богатый человек. На цоколе можно увидеть семейный знак и надпись, что дом возведен в честь сына хозяина. То есть трехэтажное здание могло принадлежать моему дяде. В реальности после войны он был репрессирован, с трудом устроился чернорабочим, болел и умер нищим.

Для фильма о крепости мне надо было снять общий план Шемахинских ворот. Как знает любой бакинец, они двойные, а наверху между арками есть изображение быка. Я полностью подготовился: решил, каким объективом буду снимать и с какого ракурса. Единственное, чего не хватало, – светового пятна. Когда бы я ни подходил к воротам, его не было. Я решил во что бы то ни стало поймать нужный свет и приехал к воротам в пять утра, когда весь Баку еще спал. И в самом начале шестого солнечный луч упал на рога этого быка и держался там целую минуту! В моей работе главное – найти и дождаться.

***

Почему-то в советских магазинах в основном продавались пленки на 36 кадров, хотя вообще-то существовали и на 12, и на 24. Кадры каждый фотограф экономил, никому в голову не приходило проявлять недоснятую пленку: ее надо было отснять до конца.

К 1990-м, когда я начал работать парламентским фотографом, я уже был знаком со многими депутатами и другими известными людьми, которые приходили в парламент. Как-то раз в перерыве между заседаниями писатель Анар Рзаев и ученый-востоковед Зия Буниятов попросили сфотографировать их вместе. У меня была камера с заряженной черно-белой пленкой, это их вполне устроило. Они были друзьями, с удовольствием позировали, обнимались и улыбались.

Я отснял 18 кадров. Когда после перерыва пошел снова снимать заседание парламента, взял другой фотоаппарат, с цветной пленкой. А тем же вечером случилась ужасная трагедия: когда Зия Буниятов подходил к своему дому, его в упор застрелили неизвестные люди. Через день были похороны, и я снимал их на камеру, в которую была заряжена та самая черно-белая пленка, где улыбался живой и счастливый Зия. На оставшихся 18 кадрах я запечатлел гроб, похоронную процессию и могилу. Та кассета навсегда осталась для меня напоминанием того, как хрупка человеческая жизнь, как внезапно она может оборваться и как необратимо меняется то, что казалось стабильным и надежным.

Американский писатель Эдгар Доктороу однажды сказал: «Писать роман – это как вести машину ночью. Ты видишь только то, что фары выхватывают из темноты, но все же так можно проделать весь путь». Эти слова – не только про труд писателя. Чтобы двигаться вперед, необязательно видеть конечный пункт назначения, не надо разглядывать все, что происходит по обе стороны дороги, – достаточно иметь обзор на несколько метров вперед. И надеяться, что следующий отрезок пути пройдешь благополучно.

Правила Рафаила Гамбарова

Фотография рассказывает о ее авторе не меньше, чем о том, кто на ней изображен. Я сделал памятку, как правильно снимать людей, для студентов, которые учатся у меня фотоделу. Правила из нее не раз помогали мне, и не только во время фотосъемки.

  • Каждый элемент кадра должен о чем-то говорить зрителю.
  • Некоторые модели требуют необычной композиции.
  • Под каким углом вы снимаете? От ракурса зависит то, как зритель воспримет объект.
  • Найдите правильное место, и действие само развернется у вас перед глазами.
  • Все дело в деталях.
  • Естественный свет присутствует на фотографии так же осязаемо, как и человек.
  • Фотовспышка дает агрессивный свет, который «бьет» по объекту.
  • Используйте длинную выдержку, чтобы поймать ощущение бега времени.

«В моей работе главное – найти и дождаться» 

Иллюстрация: Маша Пряничникова
Рекомендуем также прочитать
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»