За день до интервью с Исрафилом Ашурлы я позвонил знакомому мастеру спорта по альпинизму – проконсультироваться, как лучше выстроить беседу с горовосходителем. Мне было сказано: «Спроси его первым делом про жену, как она его экспедиции терпит». Я запротестовал: что в самом деле за идиотский вопрос? «Если он серьезный альпинист, то поймет», – подытожил мастер спорта и повесил трубку.
В том, что Исрафил Ашурлы альпинист серьезный, сомневаться не приходится. Он взошел на семь высочайших вершин мира, он «снежный барс» и первый азербайджанец, покоривший Эверест. Cправочники сообщают, что в горах за ним закреплено величавое прозвище Арафат. Он отмахивается: «Да не было у меня никогда такого прозвища! Просто однажды я шел к вершине, закрывшись палестинским платком от солнца, ну и борода соответствующая, напарник возьми да и скажи: «Ты прямо как Ясир Арафат». А кто-то услышал и подписал так фотографию в интернете… Отсюда и пошло».
Про Исрафила также пишут, что он попал в горы случайно. Поначалу он и сам озвучивает привычную версию: «Как-то знакомые позвали в Индию. Сказали, что будет активная поездка. Дошли до перевала в 5000 метров. Все продолжалось больше трех недель, и мне понравилось. Я попросил руководительницу группы (а это известная в прошлом советская альпинистка), чтобы она пригласила меня еще раз, и через год мы с ней отправились на Килиманджаро. После этого я заболел альпинизмом уже всерьез и надолго».
–––––
На самом деле все началось не на пустом месте – до этого Исрафил освоил дайвинг, мотоцикл, сноуборд и парашют. Однако толчком к восхождениям послужило обстоятельство почти комическое.
– Я ведь почему согласился вот так безбашенно поехать в Индию? Мне товарищ за год до этого притащил журнал Geo, и там была статья про трагедию на Эвересте. Он говорит: «Исрафил, вот о чем думать надо! Есть какие-то коммерческие экспедиции – можно записаться и взойти на высочайшую точку мира». При этом статья была про жуткую трагедию, которая произошла как раз с теми группами, которые занимались коммерческим альпинизмом. Было это в 1996 году. Статья называлась «Безумие на Эвересте». Я поначалу не отреагировал, а когда к тому же прочел, какие деньги люди платят, то решил, что это точно не мое. Но когда мне предложили поехать в Индию, у меня вдруг что-то щелкнуло… и пошло-поехало. Я же тогда вообще первый раз за границей оказался!
–––––
Знак восклицания в конце последней строки я ставлю «от лукавого». На самом деле Исрафил говорит спокойно и размеренно, словно инструктирует, – думаю, в горах ровно такие интонации и хочется слышать. В цепи его рассуждений практически невозможно уловить слабое или даже слегка провисшее звено.
– Горы – это такое место, куда попадают люди определенного калибра. Мы все понимаем, что нас ожидает, понимаем, зачем пришли, и понимаем, когда хотим уйти. Мы все люди одной крови, скажем так. Потому что горы – это хорошо. Человек, вернувшийся оттуда, будет сильным, здоровым и добрым.
– Почему добрым-то? – я цепляюсь за единственный спорный момент. – Судя по песням Высоцкого с его «не брани – гони», в горах все не так уж дипломатично.
– Честно говоря, я там уродов не встречал. Бывают, конечно, вредные люди, но они, скорее всего, в дурном расположении духа. В горах человек становится раздражительным. Все дело в акклиматизации: головная боль, нарушенный сон, я уже молчу о банальной диарее. Вы чувствуете себя некомфортно. Особенно раздражительны на высоте девушки. Но есть этика пограничных моментов. Если партнеры хорошо знакомы по связке, они знают, когда нужно просто помолчать, и не слишком раздражают друг друга. Что до Высоцкого, то его песни крайне важны для альпинистов, он многое сумел выразить. Хотя, честно говоря, Визбор побольше был в горах. Они оба очень уважаемые среди альпинистов авторы.
–––––
Исрафил пришел в горы в 28 лет. К тому времени он был уже вполне состоявшимся человеком – построил вместе с партнерами телекоммуникационную компанию «Инсол», работающую в нескольких странах. Сейчас, впрочем, он меньше связан с оперативной работой, поскольку является председателем наблюдательного совета и членом совета директоров, соответственно, больше времени уходит на поездки и горы.
28 лет для любого спорта – это почти предел, но на высоту идут люди уже сформировавшиеся.
– Правда, есть рекорды. Вот в этом году 30-летний парень взошел на Эверест. Но вообще хороший высотник – как правило, после 30. В горы приходят из тех видов спорта, где есть так называемая циклическая нагрузка: лыжные марафонцы, легкоатлеты.
– Альпинизм сродни богоборчеству, по крайней мере, это самая горделивая из всех спортивных практик. Не зря же в горы карабкались личности типа Алистера Кроули и Юлиуса Эволы. Когда Томас Манн писал о Ницше, он употреблял глагол «зарваться», который тогда был обыкновенным альпинистским термином. А вы, Исрафил, не зарвались?
– Да какое там богоборчество, – усмехается он, – обыкновенный эгоизм. Скорее это общение с природой, вы просто получаете неограниченный доступ к ней – за полдня можете увидеть, сидя в палатке, все времена года. Это безумно красивый мир, почти девственный. Я помню, в 2003 году планировалась экспедиция: представители основных религий – иудей, буддист, христианин, мусульманин, индуист – должны были объединиться и взойти на Эверест. Но экспедиция тогда не состоялась. Не всегда люди афишируют, зачем они идут в горы. Но интересных личностей там масса. Я однажды встретил человека, который планировал подняться на Эверест в трусах. Только ботинки с кошками и система для пристегивания к веревке. Ну еще солнечные очки и шапка. Мы видели его в лагере на 6200 метрах.
–––––
«Горы – это такое место, куда попадают люди определенного калибра. Мы все понимаем, что нас ожидает, понимаем, зачем пришли, и понимаем, когда хотим уйти»
Я бомблю Исрафила дилетантскими вопросами с очевидной целью: мне кажется, что в нем и его деятельности должно быть то самое «безумие на Эвересте», просто он его тщательно скрывает.
– А депрессии у вас на высоте случаются?
– Да нет, горовосходитель скорее подвержен депрессии в городской жизни, откуда хочется вырваться назад, в горы. Ведь там, на подъеме, вам будто трубу с адреналином открыли. Откуда же взяться депрессии?
– А кому, по-вашему, в принципе нельзя в горы?
– Да всем можно, если горы невысокие. А на высоте человек должен быть просто-напросто здоровым. Он может быть хорошо подготовлен технически, но если, например, он вовремя не сходит к дантисту, это может привести к непредсказуемым последствиям. Все процессы обостряются просто с ураганной скоростью.
– Нет ли соблазна остаться жить в горах?
– Да нет, если нет цели превратиться в йети. Надо понимать, что люди могут переехать поближе к горам, но все время жить в горах в любом случае не получится. Я не говорю об аскетах, таких как тибетские монахи, которые живут возле монастыря Рамбук на высоте 5000 метров и абсолютно комфортно себя чувствуют. Хотя условия там нечеловеческие – ладно весну и осень провести, но если речь идет о зиме, когда дуют жуткие муссоны, то призадумаешься.
– А что там едят – яков?
– Сам я ел яков, но не уверен, что это были специально забитые животные. Мне кажется, они ушли из жизни естественным путем. К яку в горах особое отношение – это очень доброе животное, которое можно использовать до определенной высоты и которое способно переносить большое количество груза. Иногда яки даже транспортируют пострадавших.
– А что с опасностями?
– Если делать все правильно и не пренебрегать правилами, процент очень невысок – за исключением природных катаклизмов. Если адекватно оценивать свои амбиции, то риск минимальный. Ведь часто очень сильные спортсмены погибали именно из-за неоправданных амбиций. Иногда лучше отступить. Развернуться и уйти.
– А вы отступали?
– Да, были случаи, когда мы не могли взять высоту. Но позже мы возвращались и добивались своего. Взять пик Кука в Новой Зеландии, где мы сбились с маршрута и у нас не было времени: мы были ограничены билетами, визами, переездами, нам нужно было спешить в Австралию. И еще в 2005 году на пике Коммунизма мы были совсем рядом с вершиной – 400 метров оставалось, но погода стала портиться, и мы оказались на двое суток запертыми в палатке на высоте 7000 метров. Когда прояснилось, пошли к вершине, но заметили, что погода опять начинает портиться, и приняли решение спускаться. А когда подошли к лагерю, ветер был такой, что палатка держалась на одном колышке – еще немного, и улетела бы. Со спальниками, со всеми теплыми вещами. Но в 2006 году мы вернулись и прошли пик Коммунизма. Ничего страшного. Я не ставлю целей куда-то взойти, чтобы заслужить какую-то награду, я просто хожу на те вершины, которые мне кажутся интересными. Например, Маттерхорн в Альпах настолько красив, что я готов еще раз на него взойти. Сейчас в альпинизме задача не в том, чтобы покорить вершину. Главное, сделать это интересно, красиво, захватывающе, желательно в альпийском стиле – а это поход в облегченном режиме, работа в автономке, без кислорода. Чтобы у людей, которые на это посмотрят, засосало под ложечкой.
«Если адекватно оценивать свои амбиции, то риск в горах минимальный. Ведь часто очень сильные спортсмены погибали именно из-за неоправданных амбиций»
Странным образом Исрафил не чувствует себя невольным заложником обстоятельств, хотя в некотором смысле он уже не принадлежит себе: за ним команда и определенный статус – он национальный символ.
– Я раз двадцать говорил себе, что, наверное, уже хватит. Но все равно надо что-то еще – не обязательно выше или сложнее. Это движение. А если его нет, начинаются разложение и застой. Можно, конечно, бросить. Но я пока не вижу, что может заменить столь мощный стимулятор. У меня попросту нет причин бросать горы. А чем еще заниматься-то? Поэтому ближайшие планы – горный фестиваль в Дагестане. Потом повезу нашу команду на Эльбрус. Затем еще Казбек. После небольшая пауза, я буду восходить во Французских Альпах самостоятельно, уже без команды. На мне не то чтобы серьезные должностные обязанности – просто есть план по подготовке ребят к высотным восхождениям в Гималаях. Я хочу подготовить в течение трех лет хорошую команду из шести человек. Мне важно зажечь других людей. Потому что, повторюсь, горы – это хорошо.
–––––
Я мало видел людей, чья жизнь была бы подчинена столь стройной и при этом абсолютно рукотворной системе. Покорение вершин словно подарило ему невиданное внутреннее равновесие – мне кажется, что Исрафил, по выражению поэта, как раз из тех, «что космос души одолели». Неясно мне только одно. А вот все-таки ТАМ – что? Зачем он туда лезет снова и снова?
– Знаете, как-то у альпиниста Мэлори спросили, зачем он ходит в горы. Тот ответил: «Наверное, потому, что они есть». Поверьте, никто никогда не сможет объяснить вам, зачем он ходит в горы, какой философский камень он там потерял, какую Шангри-Лу ищет. Какая-то зависимость у людей есть, и все. Ну и чистый эгоизм, да. Все-таки жертвуешь временем для семьи, работы. И кстати, вот вы меня про жену не спросили, но она с пониманием относится к тому, что я делаю. Мне с женой, я считаю, повезло. Раньше, когда был холост, я мог по пять-шесть экспедиций в год себе позволить. А сейчас мне, естественно, нужно делиться временем с женой и сыном. Но я стараюсь находить компромиссы.
«Поверьте, никто никогда не сможет объяснить вам, зачем он ходит в горы, какой фи-лософский камень он там потерял, какую шан-Грилу ищет. Какая-то зависимость у людей есть, и все»