Отец Вероники Дударовой, осевший в Баку инженер-нефтяник из знатного осетинского рода, всегда очень гордился своей дочерью. Еще бы – ведь она стала первой в Союзе женщиной-дирижером.
Вероника Дударова – народная артистка СССР, заслуженный деятель искусств РСФСР, лауреат Государственной премии России, награждена многими орденами, в том числе «За заслуги перед Отечеством» III и II степени. По решению Международного астрономического союза малая планета под номером 9737 получила имя DUDAROVA.
Веронику и двух ее сестер с детства обучали музыке. Конечно, их не готовили к профессиональной стезе – это были обычные домашние уроки для интеллигентных девочек: вместе с музыкой их учили танцам, иностранным языкам, хорошим манерам. Если бы Вероника стала музыкантом – куда ни шло. Но дирижером?..
Дударову часто называют первой женщиной-дирижером в мире. Это, конечно, ошибка: знаменитая Надя Буланже дебютировала в этом амплуа в 1912 году, Жанна Эврар возглавила собственный Парижский женский струнный оркестр в 1930-м. Но в СССР Дударова и вправду станет первой – и надолго останется единственной.
***
Она родилась в 1916 году, и ее детство в Баку пришлось на время, когда золотой век нефтяников с пышными балами и кострами тщеславия уже сменялся первыми отблесками гражданской войны, сменами правительства и в конце концов стальной поступью новой советской власти. Она успела застать яркий лихорадочный блеск нефтяного бакинского благополучия – с растущими как грибы дворцами и особняками, состояниями, делавшимися словно из ничего, и попытками превратить Баку в восточный Париж. Здесь были светские рауты и оперные театры, сюда приезжали звезды, и Дударов-старший, подтянутый мужчина с красавицей-женой и тремя прелестными дочками, чувствовал себя здесь своим.
«Отец, конечно, не был музыкантом, – вспоминала впоследствии Дударова, – но обладал очень хорошим слухом, прекрасно пел. Мы ходили с ним в оперу и после этого, помню, пытались повторить арии, услышанные со сцены. Да что арии – даже после похода в цирк старались повторить запомнившиеся мелодии. И что-то получалось. Слух, – добавляла она не без гордости, – мне Бог все-таки дал».
За фортепиано юная Вероника впервые взобралась в три года и вспоминала об этом с юмором: «Ну, что-то там такое пыталась изобразить». Но родители обратили на это внимание, и уже в четыре она стала заниматься с педагогом, хотя и нерегулярно – чаще приходилось наблюдать за занятиями старшей сестры. Семейная легенда гласит, что уже тогда девочка однажды произнесла: «Хочу играть на оркестре».
В восемь лет Вероника уже училась игре на фортепиано в детской музыкальной школе для одаренных детей при Бакинской консерватории. И тут ей повезло: в город приезжал на симфонические сезоны замечательный австрийский дирижер Стефан Штрассер. Он собрал одаренных детей в группу и преподавал им теорию музыки. В их число попала и Вероника – и навсегда впитала не только любовь к музыке, но и интерес к тому, как она устроена, к структуре симфонического оркестра. Тогда же она впервые увидела вблизи, как работает увлеченный своим делом дирижер, – и ей ужасно понравилось.
«Ее детство в Баку пришлось на время, когда золотой век нефтяников уже сменялся первыми отблесками гражданской войны»
Дальше в ее биографии зияет черное пятно, которое Дударова в интервью всегда обходила стороной, – и уж конечно, о нем не писали в советских энциклопедиях и игнорировали в документальных фильмах. А снимать Дударову – молодого, талантливого, страстного советского дирижера – очень любили. Сама она про ту часть своей жизни уклончиво говорила: «По семейным обстоятельствам пришлось переехать в Ленинград». Но ее отец едва ли по собственной воле покинул бы Баку, где был уважаемым специалистом. На самом деле в начале 1930-х он был репрессирован, а две старшие дочери скончались.
Вероника с матерью переезжают в Ленинград в 1933 году, девушка поступает в музучилище при консерватории, занимается по классу фортепиано у народного артиста СССР профессора Павла Серебрякова. Там, вспоминала позже Дударова, она подружилась с мальчиками, которые готовились на дирижерский: часто приходила к ним, играла на фортепиано, они дирижировали. «Что-то мне тогда, видимо, запало в душу», – говорила она. Параллельно начинает работать концертмейстером в одном из ленинградских домов культуры – нужно было на что-то жить, помогать матери.
В 1937-м она переберется в Москву: будет подрабатывать пианистом-концертмейстером и учиться на подготовительном отделении Московской консерватории. Дударова ходила на все концерты, на которые могла попасть. Камерным предпочитала симфонические, была потрясена впервые услышанным Скрябиным, потом Бетховеном. Именно тогда она решила подать документы на первый курс дирижерского факультета – единственная девушка среди абитуриентов.
Ее поступление позже превратится в советскую мини-легенду, поучительный рассказ, который будут перепечатывать в газетах и повторять в посвященных ей документальных фильмах. Упрямая девушка с черным каре на вопрос «Почему вы решили поступать на дирижерский?» резко отвечает: «Не устраивает фортепиано! Очень люблю оркестр». Потом едва не проваливается на вопросе о любимых операх:
– «Аида», «Пиковая дама»…
– А не вспомните, как начинается «Аида»?
– Ммм… (неуверенно) прозрачным звучанием?
После этого ей предложили подирижировать пианистами, исполнявшими на двух роялях соль-минорную симфонию Моцарта. Но после нескольких тактов девушка опустила палочку: «Они не так играют! Вот как надо!» – и начала напевать сама.
И хеппи-энд – к мрачной Дударовой, уверенной, что она не поступила, в коридоре подходит декан дирижерского факультета: «Дирижером вы будете!» И предсказание сбылось: Вероника Дударова стала одной из самых известных советских дирижеров, увенчанной всеми возможными премиями и званиями.
***
Узнать Дударову можно с первых секунд даже из последнего ряда: всегда в черном, вечное каре, манера дирижирования – яростная. В профессии, которая не чужда эксцентрики и даже поощряет энергичную манеру, Дударова – одна из самых экспрессивных. В финале одного из выступлений она упала, не удержавшись на ногах, и продолжила дирижировать лежа. И это не легенда.
Дударову называли Железной Вероникой, и даже от документальных кадров иногда ползет холодок по спине: кажется, что быть оркестрантом Дударовой очень страшно. Но все они как один отмечали, что работать с ней на самом деле было невероятно интересно: она могла и подмигнуть, и рассмеяться. Железная – да. Требовательная – безусловно. Справедливая – и это верно. «Она умела держать оркестр в железных руках, а это очень непросто, – замечал Сергей Капица, близко знавший маэстро. – Вы же знаете, что это за публика».
«Она как будто пытается отмахнуться от тех воспоминаний и одновременно воспеть их»
В качестве анекдота рассказывают историю про отношения Дударовой и тромбониста из ее оркестра. Тромбонист был талантлив, но позволял себе опаздывать на репетиции. А как репетировать без него? Оркестр звучит по-другому, все идет не так, да и вообще – что он себе позволяет? После очередного опоздания Дударова пригрозила, что уволит его. После следующего сдержала слово. Потом назначила творческий конкурс на освободившееся место, уволенный тромбонист пришел в нем поучаствовать – и выиграл: он и правда был очень талантлив, а Дударова не могла не взять в свой оркестр человека, который играл лучше других. Это было бы неправильно. Но и не уволить человека, который опаздывает и подводит коллег, тоже было бы неправильно. И когда он снова опоздал, она уволила его снова. А потом снова назначила конкурс – и снова взяла. Говорят, так продолжалось несколько раз. Никто не хотел уступать – и каждый остался при своем.
Дударова много гастролировала, более полувека дирижировала своими и чужими оркестрами, оставила после себя сотни записей – одних кинофильмов озвучила более сорока. Совершенно неутомимая, о звучании симфонического оркестра – его красках, палитре, удивительном строе – она говорила так же страстно, как иные рассказывают о любимых людях.
Вероника Борисовна умерла в 92 года, но мало кто мог в это поверить: она никогда ни на что не жаловалась, о ее болезнях никто не знал и знать не мог. Казалось, она будет жить вечно. Слушая записи, оставленные Дударовой, кажется, что страсть, с которой она дирижировала, уходит корнями в детство – в походы с отцом в бакинскую оперу, в те страшные дни, когда отца арестовали. Кажется, что она пытается отмахнуться от тех воспоминаний и одновременно воспеть их, что все эти исполнения посвящены бакинскому детству. Но, конечно, сама она никогда не сказала бы об этом вслух.