Ивановка – русская молоканская деревня, притаившаяся на подступах к Кавказскому хребту между Исмаиллинскими и Шемахинскими горами. Ровные и чистые улицы, застроенные аккуратными южнорусскими домиками: высокий цоколь, скрывающий глубокий подвал, веранда, один или два этажа...

Вчера

Мы ехали в Ивановку часов пять с остановкой в караван-сарае, где нас поили чаем с ежевичным вареньем. Караван-сарай находился в Шемахинских горах; когда мы вышли из застекленного освещенного квадрата кафе, на горы уже спускался туман. В этом тумане, напоминающем облако, мы миновали Исмаиллинский перевал и помчались мимо увитых мигающими гирляндами беседок ресторанов и турбаз по петляющей горной дороге в сторону Ивановки. 

Мы спешили: надо было успеть познакомиться с Михаилом Васильевичем, председателем колхоза имени Никитина, поселиться и составить план действий на три дня. Водитель, всю дорогу рассказывавший о предыдущих пассажирах, жизнелюбивых украинцах, каждый из которых вез по две бутылки горилки, склонял нас заночевать в отеле при винзаводе с одновременно романтическим и комичным названием «Шато монолит» в 15 километрах от Ивановки. Но мы хотели поселиться в самой деревне в частном доме, чтобы не чувствовать себя туристами.

Когда мы пересекли административную границу колхоза с памятным столбом, хранящим аббревиатуру исчезнувшего государства, туман как будто рассеялся. После оживленных переговоров хозяйка одного из домов пустила нас на постой. Ее звали Надежда, и родом она была из Красноярска: ивановец, служивший там в армии, женился на ней и увез молодую жену на родину.

Ивановка появилась на картах Российской империи в 1847 году. Процесс заселения закавказских губерний духоборами и молоканами начался с указа Николая I в 1830-х. Новый царь в этом смысле продолжил политику Екатерины, еще в XVIII веке усилившей границы империи поселениями казаков и староверов. Тогда же появились деревни и станицы по реке Дунаю (липованское поселение Вилково). «Сильные в вере» общины не растворялись в местном населении, а становились форпостами русского языка и уклада жизни. Спустя два века можно сказать, что цари оказались правы: форпосты действуют до сих пор, уже в совершенно новых геополитических условиях.

Ивановка возникла не сразу. Сначала 11 семей из Тамбовской и Воронежской губерний обосновались в селе Топчи на берегу реки Ахох. Однако сырость, малярия и частые наводнения заставили поселенцев искать новые территории. Лидер колонистов Иван Першин, в чью честь и была названа новая деревня, поднялся на близлежащую гору, копнул землю и обнаружил черную и плодородную почву. Русская деревня, проникнутая коллективным молоканским этосом (работа в поте лица, запрет на сквернословие и употребление алкоголя, непререкаемый авторитет старейшин), стремительно развивалась и богатела. Хлеб и молоко возили на продажу в Баку, где вскоре возник целый молоканский рынок; помогали соседям в тяжелые годы, обживали новую родину. К концу XIX века выходец из Ивановки Тит Алексеевич Фефелов (кстати, прадед современного московского писателя Александра Проханова), перебравшийся в Тифлис и владевший целой сетью извозчиков и постоялых дворов, финансировал строительство железной дороги, соединившей Баку с грузинской столицей. 

В голодные годы Второй мировой Ивановка приютила более 500 азербайджанцев и лезгинов. Но к 1953 году колхоз (тогда имени Ворошилова, с 1958 года – имени Калинина) обнищал, ядро общины было обескровлено, религиозный дух, поддерживавший селян в самые трудные времена, ушел в катакомбы. В это время Ивановку возглавил 27-летний Николай Никитин, легендарная для истории села фигура. Молодой председатель колхоза возродил село, вернул стариков в орбиту общественной жизни и построил социализм в отдельно взятом районе. Свободолюбивый дух молокан подтолкнул Николая Васильевича к идее, которую в годы перестройки назовут хозрасчетом: не ожидая решений республиканской власти, колхоз на свои деньги начал строить школу, почту, водопровод, коровники и гордость всей деревни – Дворец культуры на 700 человек со своей радиоточкой. 

В 1960-е Никитина пытались привлечь к уголовной ответственности, но выяснилось, что амбициозный председатель не потратил на себя ни копейки – все деньги пускал на развитие села. Благодаря ему Ивановка не только удачно встроилась в советский мир (к моменту развала СССР на счету колхоза лежал эквивалент 12 миллионов долларов, а сам председатель был Героем Соцтруда и народным депутатом), но и пережила самые страшные времена: развал Союза, годы правления «Народного фронта». Именно Никитин остановил стихийную эмиграцию, опустошившую другие русские села. Он убеждал односельчан, что нельзя растворяться: если и переезжать, то всем вместе. Были отправлены гонцы в центральную Россию подыскивать место для новой Ивановки. Но места не нашлось: времена были тяжелые везде. 

Тем временем с Никитиным, который сам не хотел уезжать, связался Гейдар Алиев. Будущий Президент Азербайджана передал своему давнему знакомцу благую весть: междоусобицы закончатся, скоро Алиев придет к власти, он гарантирует Ивановке неприкосновенность. Так и случилось. Ивановку не только оставили в покое, но даже позволили сохранить коллективную форму собственности на землю. Так Ивановка оказалась единственным колхозом на территории всего бывшего СССР.

Сегодня

Молоканское служение, как показало отпевание Василия Васильевича Харитонова, – это место для дискуссий. Два седых как лунь старика, несмотря на заверения во взаимном уважении, довольно жестко схлестнулись в вопросе крещения: представитель баптистской общины настаивал на версии Иоанна Крестителя и желательном наличии иордани или вообще воды; молокан из хора, ссылаясь на деяния апостолов, указывал на необходимость крещения Святым Духом. Богословский спор прервал один из старейшин, заместитель пресвитера Михаил Тимофеевич Жабин, мягко указавший, что дом печали – не лучшее место для спора о вероисповедании.

На траурной беседе мы оказались благодаря главе муниципалитета Ольге Тимофеевне Жабиной (не родственнице старейшины, точнее, как минимум не близкой родственнице: всего в Ивановке около 30 фамилий, все довольно тесно переплетено).

На следующее после путешествия в тумане утро мы завтракали с нынешним председателем колхоза Михаилом Васильевичем Панферовым в VIP-кабинете колхозной столовой. Там за стаканом молока и хлебом с домашним маслом и медом Михаил ввел нас в курс дела. Колхоз жив; население – около трех тысяч человек; к сожалению, русские хоть и составляют большинство, но приезжих, в том числе горожан, становится больше. За 90-е годы деревня потеряла около 100 семей, уехавших в Россию. Особенно подтолкнули их события в Карабахе: на этой войне погибли два жителя (ивановцы – граждане Республики Азербайджан и служат в национальной армии). Несколько лет детский сад пустовал; все смутное десятилетие традиционно многодетные ивановцы не рожали детей. Но ни один год ни один метр земли не оставался невспаханным. 

Сегодня в Ивановке, по сути, три власти: назначенная районом муниципальная, выборная колхозная и негласная общественная – старейшины. Колхоз производит молоко, выращивает подсолнечник, рожь, пшеницу и виноград, разводит свиней и крупный рогатый скот. В деревне всегда есть работа: зимой – в гараже и на тракторной станции, в остальное время – на полях и фермах. Свою продукцию Ивановка продает перекупщикам и реализует в одноименном фирменном магазине в центре Баку. В деревне работают три магазина (летом – с пяти до семи утра, зимой – наоборот, вечерами), в которых каждый житель деревни может купить продукты по себестоимости. 

Государственная власть и районная управа помогают чем могут. Заветы Гейдара Алиева были подкреплены фразой нынешнего Президента Ильхама Алиева «Теперь я ваш гарант» (плакат с цитатой висит напротив правления). Поэтому колхоз сохранил не только форму собственности, но и магазин на торговой улице в столице, а два года назад деревне подарили новую школу. Правда, с никитинским благоденствием жизнь сегодня не сравнить: продажа сырья и необработанной сельхозпродукции не позволяет получать прибыль, достаточную для развития, денег хватает лишь на сохранение хозяйства. Но если построить молокозавод…

Надо сказать, что рабочий завтрак очень напоминает передачу «Сельский час»: председатель параллельно решает кучу вопросов по телефону. Так мы узнаем: за сегодняшнее утро надой молока составил пять тонн; на грядущую свадьбу надо выделить быка по себестоимости – 150 килограммов хватит? На похороны автобус пришлем; и конечно, все расходы по празднику урожая колхоз берет на себя. После завтрака обзорная экскурсия: улица Гейдара Алиева, Верхний парк в легкой дымке, Дворец культуры, школа, правление, монумент погибшим в Великую Отечественную (поражает, что одних Казаковых 15 человек). А затем нас передоверяют Ольге Тимофеевне. C Василием Терентьевичем Прокофьевым, пресвитером молокан Ивановки, мы познакомились у нее в кабинете. Высокий старик с окладистой бородой напоминает толстовцев из кинохроник. Вместе с главой общины пришла представительная делегация старцев, все в картузах, большинство с бородами. Разговоры о преданиях старины глубокой довольно быстро свернули на околорелигиозные сюжеты.

Молокане – христиане, но не признают церковь, иконы, крест, не едят свинину, полагают, что честный труд и вера в живого, являющегося в молитвах Бога и есть основа религии. Своим долгом и главным достижением они считают сохранение веры и уклада предков: если уж нельзя усовершенствовать мир, можно хотя бы не дать погрязнуть в грехах своей семье, соседям и общине.

Отказ от свинины и культовых изображений, а также уважение к старейшинам молокане считают теми качествами, которые помогли им найти общий язык с мусульманами, коренными жителями этих районов Азербайджана. Про крест старейшины высказались в том духе, что довольно странно поклоняться орудию пыток и убийства. А про отказ от икон один из собеседников рассказал такую притчу. Представьте, что вы все время канючите у отца три рубля. В основном он, конечно, не слышит ваших просьб, но раз в год может и пойти навстречу. Приблизительно так же строятся отношения с Богом у молокан, которые полагают, что «крашеная деревяшка ни в чем не поможет, сколько ее ни проси».

Старики относятся к разговору серьезно, как к работе, но очень торопятся: у них сегодня отпевание и похороны. Поэтому, заручившись разрешением посетить служение, мы расстаемся. У нас тоже есть дела: в тот день нам еще предстояло побывать на молитве и на полях (нечасто выдается шанс покататься в уазике с председателем колхоза с инспекцией).

Ощущения и выводы того дня оказались и интересными, и примечательными. Молоканство – удивительно свободолюбивая религия: не признавая церковной дисциплины, община ни к чему не принуждает своих членов. Формально нельзя есть свинину, но если работаешь в поле, тут уж не до диеты. Посвятивший себя религии мужчина не должен бриться, но даже среди старейшин есть безбородые. Само богослужение напоминает простую беседу на заданную тему, перебиваемую очень красивым псалмопением. Ну и самое важное – обычно религии посвящает себя человек на пенсии. В молодости молокан считается еще не определившимся, поэтому даже седые старцы не прочь вспомнить о бурной молодости и ничуть не похожи на ортодоксальных святош. В этом смысле молоканство напоминает конфуцианство: религия – удел зрелых людей, разобравшихся с собственной жизнью, пристроивших детей и победивших мирские соблазны. Считается, что у мужчины четыре возраста: детство, юношество, мужество и старчество. Каждому возрасту свое.

Общий дух ритуалов очень коллективный и дружеский. К членам общины пресвитер, ведущий вечер, обращается «Дорогие мои». Немаловажная часть совместного служения – торжественная трапеза с традиционной лапшой, чаем и толоканкой (запеченная картошка с мясом). На поминках или праздниках присутствуют человек двести, за столами прислуживают и женщины, и мужчины. Вообще идеи общего хозяйствования очень живы в религиозных праздниках.

Установка на облагораживающий труд позволила сохранить колхоз. Очень важно не столько получать зарплату, сколько трудиться. Не сидеть же дома, в самом деле, если можно пойти на работу, за которую рано или поздно воздастся.

Несколько омрачает всеобщее благолепие приход баптистской церкви, активно переманивающей молодых молокан, еще не отпустивших бороды. Баптисты получают гуманитарную помощь и подтачивают христианский коммунизм молокан монетизацией духовной жизни. Но мудрый председатель колхоза, негласно покровительствующий молоканам, тратит много сил на примирение общин (описанный эпизод во время поминок – как раз пример такой межрелигиозной дипломатии), принуждая каждую звать на свои праздники делегацию конкурентов.

Соседи Ивановку уважают; современные ивановцы скромно полагают, что в этом заслуга их предков. Если ивановец едет в райцентр, он не запирает машину, ему дают товары в долг и говорит он только по-русски. Религия в Ивановке давно стала тем, что на Кавказе называется адатом, набором ежедневных правил жизни, подчиненных, с одной стороны, колхозно-крестьянскому труду, с другой – базовым этическим доктринам: труд, скромность, свобода, честь и патриотизм.

Завтра