Табун численностью около 40 голов спокойно пасся в дельте реки на окраине села. В распоряжении лошадей вся дикая растительность в окрестностях села и у морского берега.
Впервые я увидел этих лошадей в 2009 году. Мой хороший знакомый доктор Хартмут Мюллер, эксперт природоохранного фонда Михаэля Зуккова, предложил составить ему компанию во время поездки в Гызылагачский заповедник на юге Азербайджана. Доктор Мюллер несколько лет работал в стране по линии фонда и некоторое время даже занимал должность директора Ширванского национального парка. Человек, искренне влюбленный в дикую природу, он питал страсть к фотоохоте. Вот и в тот раз мы собирались снимать цапель.
Но по дороге в Гызылагачский заповедник доктор Мюллер сказал, что цапли будут не главной целью наших объективов. «Если получится попасть на остров, будет хорошо!» – седовласый ученый радовался как ребенок.
Какой остров? Что будет хорошо? Мои вопросы остались без ответа. Он только многозначительно, но коротко бросил: «Увидишь!..»
«Старый нефтчалинский маяк помогает ориентироваться затерявшимся в тростнике»
Прибыв на место и пообщавшись с егерями заповедника, я узнал, что нам предстоит поездка на остров, где обитают «дикие лошади». В голове возник образ вольных мустангов из американской художественной литературы и фильмов, и теперь уже мои глаза по-детски засияли. Но стоп! Откуда здесь дикие лошади? И вообще, при чем тут мустанги? Те, настоящие мустанги происходят от коней, завезенных на территорию современных США первыми колонистами из Европы в XVI веке. По разным причинам животные оказывались на свободе и собирались в табуны. В течение нескольких веков естественный отбор сделал свое дело, и теперь мустанг – это отдельный вид только американских одичавших лошадей, у которого даже есть латинское название. Именно одичавших, а не диких, какими, например, являются лошади Пржевальского.
Я знал, что лошади Пржевальского в Азербайджане не встречаются. Значит, кони, которых нам предстоит увидеть, это выпущенные на свободу или сбежавшие от хозяев одичавшие животные. Что тоже интересно как ученым, так и фотографам.
Утром в сопровождении егеря мы вышли в море. Наша цель – Куринская коса, точнее, южная ее часть, превратившаяся за последние 20 лет в остров. Западная часть острова принадлежит заповеднику, а на восточной когда-то стояла рыбацкая деревня. В конце 1980-х годов уровень воды в Каспии сильно поднялся, затопив северную часть косы и отрезав ее от Большой земли. Рыбаки еще некоторое время оставались на острове, но постепенно стали покидать его. К нашему приезду здесь обитало всего две семьи – пожилые люди, живущие натуральным хозяйством и ловлей рыбы.
Оставленные рыбацкие дома были закрыты на замок – возможно, хозяева планировали возвращение. Через разбитое окно веранды видна посуда на столе, керосиновая лампа и другие предметы домашнего обихода. Внутри все покрыто толстым слоем пыли и паутиной. Что-то подсказывает, что в эти дома уже никто не вернется. Мертвый город…
Наша лодка, управляемая егерем, приблизилась к острову. В прибрежных водах образовалось множество тростниковых островков; тростником заросло и практически все побережье. Только у самой деревни удалось выйти на берег. Здесь же мы встретили первый табун, мирно поедавший сочную траву. Кони не сводили с нас глаз и через некоторое время решили скрыться в зарослях ежевики. Это были крупные лошади разных мастей с длинными пышными гривами. Они выглядели здоровыми и, если можно так выразиться в отношении животных, вполне счастливыми. Совсем не похожи на угрюмых кобыл, которых в деревнях используют для хозяйственных работ. Нет, на Куринской косе жило свободное племя – это чувствовалось по их взглядам, манере держаться и отличной физической форме. Однако на ушах некоторых лошадей я заметил характерные надрезы – что-то вроде клейма. Видимо, не все особи были рождены в свободном табуне: те, с надрезанными ушами, скорее всего, примкнули к нему позже.
К сожалению, за короткую поездку нам не удалось еще хоть раз приблизиться к лошадям на расстояние фотовыстрела. Почувствовав к себе интерес, кони ушли вглубь острова, где пробиться к ним через живые ежевичные изгороди было невозможно. Мы заметили вдалеке еще два табуна. Сколько их всего на острове, неизвестно.
С тех пор прошло пять лет. Во время очередной поездки в Гызылагачский заповедник я узнал, что те лошади на острове не единственные: севернее, на территории Нефтчалинского района уже много лет свободно пасутся такие же вольные табуны. Естественно, я решил разыскать их.
В очередной раз помогли егеря. После долгих телефонных переговоров мне назвали два места, где можно встретить лошадей. Оба находятся в Нефтчале: первое – окрестности села Микаиллы, а второе – дельта Куры. Я начал поиски с последней.
Дельта Куры представляет собой обширные заросли тростника, расчерченные множеством каналов и грунтовыми дорогами. Над этим огромным зеленым пространством возвышается старый нефтчалинский маяк, благодаря которому можно ориентироваться, затерявшись в тростнике. Адалят Таривердиев, егерь, сопровождавший меня в этих зеленых лабиринтах, сразу предуп¬редил: скорее всего, я не найду то, что ищу. Дело в том, что большая часть земель в дельте приватизирована и используется фермерами как сельхозугодья. Когда-то пасшиеся здесь одичавшие лошади давно выловлены – почти все. Те, что остались, очень редко выходят к людям, проводя все время в прохладных зарослях. Действительно, за те три часа, что мы там провели, лошадей замечено не было.
Я решил больше не терять времени и ехать в Микаиллы, где уже ждал очередной егерь-проводник. Эльшан встретил меня на мотоцикле недалеко от села, и мы сразу направились в сторону моря.
Наконец я увидел то, что искал. Такие же упитанные, как и островные, с длинными гривами, которые у некоторых особей скручивались в своеобразные дреды. Так же как лошади с острова, здешние были разных мастей – от гнедой до серой. Позже я показал фотографии главному зоотехнику Бакинского ипподрома Видади Тагиеву и его сыну, тренеру скаковых лошадей Сархану (о семье Тагиевых журнал «Баку» писал в № 15 за 2010 год). Мне было интересно, какие породы соединились в этой природной селекции. Тагиевы объяснили, что для точного выяснения породы нужен анализ ДНК, но по внешним признакам можно предположить, что у некоторых вольных лошадей в роду были ахалтекинцы и даже английские верховые, а те, что с золотым отливом, скорее всего, имеют карабахских предков.
«У этих лошадей в роду были ахалтекинцы и даже английские верховые, а те, что с золотым отливом, похоже, имеют карабахских предков»
Микаиллинские кони были не так пугливы, как их родственники-островитяне, и подпустили меня метров на пятнадцать. Я шел за ними вдоль берега, когда увидел еще одну группу лошадей, голов десять. Табуны остановились в паре сотен метров друг от друга; затем из каждого вышло по жеребцу. После короткой «беседы», сопровождавшейся явно недоброжелательными махами головы, каждый вернулся к своим соплеменникам. Видимо, победил хозяин бóльшего гарема: он продолжил путь со своими подопечными, в то время как его соперник с малочисленной группой отступил. Тут у меня не осталось ни малейшего сомнения в том, что я вижу диких животных с отличным от домашних социальным поведением.
Эльшан, улыбаясь, говорит, что, хотя эти лошади живут на воле, у них есть хозяева. Только как они узнают своих лошадей, он объяснить не смог: ведь при неконтролируемом размножении животных определить владельца невозможно… «Просто если кто-то придет сюда и попробует отловить хоть одну лошадь, сразу найдется хозяин», – снова улыбается Эльшан.
Интересно, что история появления этих вольных табунов по версии Эльшана несколько отличается от той, что мне рассказывали в 2009 году. По его словам, в 1940-х годах здесь был рыболовецкий колхоз, расформированный в 1950-х. Колхозных лошадей выпустили в здешние степи – и с тех пор они живут рядом с людьми, но уже свободными.