В лондонской галерее Gazelli Art House прошла выставка Ашрафа Мурада и Фархада Халилова The New Verge. Впервые работы двух крупнейших азербайджанских современных художников были представлены в совместном проекте.
«Новая грань» – так переводится название выставки. Для творчества двух художников, если уж применять к нему расхожий эпитет «многогранное», эта грань действительно новая. Халилов и Мурад – художники абсолютно разные. Первый – полуабстракционист, яркий представитель «абшеронской школы», мастер колорита; второй – фигуративист, мрачный, страстный даже в пейзажах и натюрмортах. Разительно контрастны и их судьбы: Халилов – признанный мастер, народный художник Азербайджана, глава национального Союза художников; Мурад прожил недолгую жизнь, полную драм, и умер, не получив широкой известности. И все же на выставке их картины вступили в сложный, глубокий диалог, открывая ту самую новую грань, которая не могла бы высветиться, не встреться эти два живописца в едином пространстве.
Ашраф Мурад родился в 1925 году, учился в Азербайджанском художественном училище в Баку, затем окончил Академию художеств в Ленинграде. Был модником, любил полузапрещенный джаз, получал госзаказы на большие картины. Его жизнь, казалось, была сплошным праздником: карьера шла по нарастающей, он стал своим в кругу официальных, «союзовских» художников, получал хорошие гонорары. У него первого в советском Баку появилась невиданная машина – «мерседес», на которой он с ветерком катал друзей. Его любила власть, любили коллеги, любили девушки; впереди, казалось, только лучезарные перспективы... Однако в конце 1960-х случилась беда, полностью перевернувшая его мир и творчество.
Поздно вечером Мурад шел по городу в подвыпившей компании. Их остановил милицейский патруль. Мурад громко возмущался, полез в драку, его страшно избили. Травмы головы были настолько серьезными, что после обычной больницы его перевели в психиатрическую. Оттуда он вышел другим человеком и совершенно другим художником.
Ему словно открылся какой-то иной мир. С заказными работами было покончено навсегда. На место им пришли полотна неслыханные: тревожные, страстные, наполненные неуемным стремлением дойти до самой сути живописи, разъять натуру на базовые составляющие, проникнуть в суть вещей. То, что до Мурада делали авангардисты, и то, что позже назовут «суровым стилем», сошлось в его картинах, как солнечные лучи в линзе. Большие поля одного цвета, одним контуром намеченные фигуры, круто замешанные краски стали его новой стихией. Портреты и многофигурные композиции – «Девушки с мотоциклом», «Спортсменка на пляже», «Отец и сын» – тяготеют к примитивизму: люди словно деревянные куклы; резкие контрасты черного, желтого и красного. Смутное ощущение тревоги, которое рождают в общем-то бытовые сюжеты, сложно объяснить, но невозможно не чувствовать. Редко кому в азербайджанской живописи удавалось таким малым усилием выразить столько эмоций.
Мурад умер в 50 с небольшим; домом ему была крошечная мастерская на задворках Баку. При жизни у него не было ни одной персональной выставки, однако бакинская (и не только) интеллигенция знала и ценила его. По словам писателя Юрия Домбровского, «талант от гения отличает один градус: при температуре 99 градусов вода только горячая, а при 100 градусах она кипит. Вот этот единственный градус Ашраф преодолел легко и свободно. Я верю: мировое признание обязательно найдет Ашрафа Мурада».
Гораздо более радостный жизненный путь выпал Фархаду Халилову. Он на 21 год моложе своего визави. Первый показ его картин состоялся в 1973-м в редакции московского журнала «Юность», когда Фархад муаллим был еще студентом, и уже тогда его приметили искусствоведы. Молодой художник быстро стал своим и в кругах московского андерграунда, где с пеной у рта обсуждали «запрещенные» темы авангарда и западного современного искусства. Так он научился ориентироваться и во всем спектре мировой культуры. Вернувшись на родину, Халилов направился на Абшерон. Абшерон – не просто жемчужина Азербайджана, именно там и именно тогда собирались передовые художники, позднее названные «абшеронской школой»: вместе творили, дискутировали, проживали общую судьбу. Там, у блистающего моря, Фархад Халилов смог развернуться и окончательно сформироваться как живописец.
Работы Халилова тяготеют к абстракции, и даже удивительно, что советская система приняла и оценила настолько «неудобного» художника. Уже в его ранних холстах – натюрмортах и пейзажах 1970-х – сильно влияние постимпрессионистов, а в крупных работах и циклах, сделанных в XXI веке, роль натуры занимают большие плоскости цвета. И эти плоскости, как ни странно, живут и говорят с нами. На одной из картин в последней серии Халилова Earth Patterns («Узоры Земли»), которая первой встречает зрителей в Gazelli Art House, всего два «персонажа»: кирпично-красный и антрацитово-черный многоугольники на белом фоне. Однако художнику удалось так замешать краски, так нагрузить эти плоскости переливами цветовой массы, что сразу понятно: это не многоугольники, это горы, поднимающиеся перед нами, это действительно голос самой почвы – так говорит с нами земля. На соседней картине из той же серии в черных овалах возникает два столь же абстрактных «персонажа»: один изумрудно-зеленый, а второй воспаленно-красный, и на красном три свежих шрама, словно когтями полоснули. Как можно заставить кричать краску? Но она кричит о своей боли. А зеленая рядом, прочерченная темными полосами, успокаивает: она уже испытала это на себе, и шрамы зажили, став ее неотъемлемой частью.
Фархад Халилов отмечен множеством национальных и международных наград, с 1987 года он возглавляет Союз художников Азербайджана. Но руководящая должность не мешает ему оставаться чутким и плодовитым творцом.
В Gazelli Art House произведения Халилова разместились на первом этаже, Мурада – на втором. И когда карантинные меры вынудили галерею закрыть двери для посетителей, выставка продолжила работу онлайн. На сайте галереи появился виртуальный тур по выставке, так что любой человек, в какой бы стране ни находился, мог побродить по экспозиции, не отрываясь от своего компьютера, переходить из зала в зал, «постоять» перед каждым холстом. Пандемия дала толчок новым технологиям – в этом один из ее немногочисленных плюсов.