Любовь и разлука Надежды Исмайловой

Я редко оглядываюсь назад. Но если все-таки приходится, повторяю: у меня была любовь и есть – Баку. И это главное, чем стоит дорожить. Баку – это особая атмосфера и особый характер: радушие, простодушие, доверчивость, терпимость – и взрывной темперамент! И талантливость во всем, особенно в дружбе.

Иллюстрация: Александра Семенова

Надежда Исмайлова  – автор многочисленных телевизионных проектов, телеведущая, киносценарист. Заслуженный журналист Азербайджана. Лауреат премии «Золотое перо» и премии «Хумай», обладатель Гран-при Всесоюзного фестиваля телевизионных фильмов. Награждена орденом «За службу Отечеству» III степени.

По роду моей журналистской и кинематографической работы я побывала во многих прекрасных городах: Лондоне, Риме, Берлине, Москве, Нью-Йорке, Мехико, Пекине... Наслаждаясь великолепием мировых столиц, поняла, что воспринимаю их через красоту своего родного города. Именно Баку помогает мне постигать все самое замечательное в жизни.

Путь моих предков в Баку был долог и непрост. Во время Первой мировой войны бабушка и дедушка, спасаясь от голода, бежали с четырьмя детьми с Вологодчины на юг. Скитались не один год. В Самаре умер дедушка, позже чуть не потерялись старшие дети. И лишь в Баку жизнь у семьи наладилась. Здесь мои предки и решили остаться, очень уж им понравился город.

Маме тогда было десять лет. Здесь она выросла, отсюда поехала на комсомольскую стройку в Туркмению, на Кара-Богаз-Гол, где познакомилась с моим отцом. Так что я родилась там, но в Баку меня привезли в двухнедельном возрасте, поэтому считаю себя бакинкой.

Семейное счастье родителей было недолгим. Отца я не помню, до 18 лет считала его погибшим на фронте. Что произошло в действительности, до сих пор не знаю, могу лишь догадываться.

***

Я выросла в самом центре города. Наш дом № 91, бывший караван-сарай с характерными арками-балконами, был моим любимым местом в Баку. Фасадом он смотрел на дивной красоты бульварное побережье, с другой стороны был Ичери шехер.

Сейчас двор кажется небольшим, но в детстве он был огромным и многоликим. Все знали всех. Мама на Пасху пекла пироги с яблоками или с абрикосовым джемом и, конечно, угощала соседей. Но больше всего мы ждали весенний праздник Новруз-байрамы, потому что не было ничего вкуснее азербайджанских сладостей, которыми угощали соседи.

Двор, как единая семья, жил открыто и ладно: общие радости, общие печали, общий грипп. В праздничные вечера дворничиха Шура начисто выметала двор, мальчики расставляли столы и стулья, девочки раскладывали бутерброды с «Отдельной» колбасой, пирожки с капустой, домашние соленья. Шепелев, известный тренер по легкой атлетике, заводил патефон, и наши мамы танцевали под танго «Брызги шампанского». А в подворотне или за кустами олеандров мелькала мятежная Сонька – скандалистка, наша соседка, которая знала обо всех всё, даже то, что люди сами о себе не знали.

***

Первое в жизни музыкальное впечатление – голос, который лился из окон третьего этажа. Под этот голос наступало утро, под него мы играли, под него росли… Он был слышен во всех концах двора, был его частью, его гордостью. «У нас в доме живет знаменитость, лучшая Кармен в мире – Фатьма ханым Мухтарова!»

Фатьма Саттаровна Мухтарова была легендой. Родилась она в Персии, выросла в Ростове-на-Дону, зарабатывала шарманщицей в Саратове. Потом юной Фатьме повезло, в ней разглядели вокальный талант, который привел ее на большую оперную сцену. Столько интересного народа проходило мимо нас, поднимаясь по этим лестницам! Естественно, мы тогда не понимали, что это за люди: Узеир Гаджибейли, Бюльбюль, Сарабский, Идаятзаде, Печковский, Шпиллер, Муслим Магомаев.

Мы, дети, тоже бывали гостями Фатьмы ханым. Она устраивала праздники для своей любимой внучки Светланы. Наряжала большую елку, раздавала подарки. Мне однажды достался плащ Далилы из постановки оперы Сен-Санса – большой, тяжелый, из темно-красного крепдешина. Мама сшила мне из этого плаща кофту, сарафан и платьице с рюшами.

Когда Фатьма ханым рассталась со сценой, она любила сидеть у окна и наблюдать за жизнью двора. Ее сильное меццо-сопрано позволяло делать громкие замечания соседям:

– Тамара, ты неправа! Марьям тебе правильно советует!

– Разворачивайте шкаф в другую сторону, так не пройдет!

– Маша, у тебя опять что-то на плите горит!

***

Помню Баку с заклеенными крест-накрест окнами. Город был строгим, собранным, как голос Левитана, под который мы росли («Говорит Москва! Передаем важное сообщение с фронта!»). Дирижабли на опустевших улицах. Зенитки. Дежурные у ворот и на нашей крыше.

Мы, дети, стояли в очереди за хлебом по карточкам – 200 грамм на каждого члена семьи. Однажды маме удалось достать копченые кости, деликатес с потрясающим запахом, на который прибежала кошка – бездомная, серая, плоская, только уши в стороны торчали.

– Ну вот еще, нахлебница! – сказала мама.

– Мам, пожалуйста, – жалобно попросила я, – дай ей хоть что-то.

Кошке выделили скромный паек, и она осталась как бы при нас, хотя с вольной жизнью расставаться не думала. Я назвала ее Камбалой. Камбала была феноменальной воровкой. Как-то притащила нам несколько котлет, завернутых в пергаментную бумагу, – видимо, в знак благодарности.

Незабываемое впечатление военных лет – колонны пленных немцев на улицах Баку осенью 1943 года. Они шли под конвоем красноармейцев, грязные, понурые, некоторые жалко улыбались. И бакинцы, еще получавшие с фронта похоронки, рискуя быть задержанными, подкидывали пленным хлеб, сигареты, чай, сушеные фрукты.

Все очень переживали, как там, на фронте, близкие, и шли хоть что-то разузнать к Мир-Мовсуму. Этот удивительный человек жил в Крепости. Он был тяжело болен с детства, с трудом передвигался, но обладал редким даром рассказывать людям о судьбе их родственников на фронте – за это бакинцы считали его святым. Очередь к Мир-Мовсуму тянулась не через один переулок. Он принимал всех и для каждого находил ободря­ющее слово. Мама, которая пошла к Мир-Мовсуму с фотографией брата – дяди Вани, тоже вернулась окрыленная. И дядя Ваня действительно пришел с войны.

***

Переулки Ичери шехер я знала неплохо – это был самый короткий путь в школу. Я пошла в нее в 1943 году – в знаменитую 134-ю напротив Баксовета. Она и сейчас там, только Баксовет стал мэрией. Школа была женской. С первого по четвертый класс нас вела прекрасная Лидия Александровна, похожая на Марию Ермолову с картины Валентина Серова: интеллигентнейшая, степенная, полная достоинства. Она и заменявшая ее Елизавета Петровна были педагогами с императорских времен. Мы не могли ими налюбоваться. На кофте Лидии Александровны и на ее юбке в пол были длиннющие ряды пуговиц, и мы, девчонки, иногда спорили, сколько же их там.

Я училась хорошо, и к окончанию начальной школы Лидия Александровна посоветовала мне заняться репетиторством – помогать первоклашкам с домашними заданиями. Она и порекомендовала меня первым ученицам. Чуть погодя отбоя от желающих заниматься со мной не было. Порой я зарабатывала по 450 рублей в месяц – значительно больше жалованья моей мамы. Это помогло нам выжить в послевоенные годы. Но времени на увлечения уже не оставалось, разве что в библиотеку зайти, чтобы свои уроки сделать.

Репетиторствовала я до окончания школы, а вот в университет не поступила, хотя была отлично подготовлена. Я не отчаялась, решила, что буду ходить на занятия, потом блестяще сдам сессию экстерном и меня примут. «Не смогут не принять», – рассуждала я.

Наивная идеалистка! А как пройти через бдительную университетскую вахтершу? Иногда подружка Фарида, поступившая на исторический, спускала мне в окно свой студенческий, и я заходила, уверенно им размахивая. Или влетала в проходную, нервически выкрикивая вахтерше:

– Профессор Джафаров уже пришел?!

– Нет-нет, – успокаивала меня женщина, – не переживай, беги, успеваешь.

Еще одна подружка, Женя, староста группы, объявила педагогам, что я заочница, которой разрешили посещать лекции. Только вредная англичанка потребовала справку из деканата. И на ее занятиях «сокурсницы» прятали меня за шкафом лингафонного кабинета.

Иллюстрация: Александра Семенова

Мои университеты! Я записалась в самые разные кружки и секции, даже съездила со студенческим хором на гастроли. Через пару месяцев так примелькалась на факультете, что меня все считали своей. Но главным удовольствием стала работа в студенческой газете «За ленинское воспитание». Редактор Артур Лернер с радостью взвалил на меня кучу обязанностей. В газете платили небольшую зарплату и, главное, выдали удостоверение, так что задача со входом в университет наконец решилась.

К юбилею нашего выдающегося поэта Самеда Вургуна мы сделали специальный номер. В Баку тогда приехали литературные знаменитости со всей страны: Ярослав Смеляков, Константин Симонов, Расул Гамзатов и другие. Мы взяли у всех интервью, и номер получился очень яркий. Ректор университета, бывший и будущий президент Академии наук Азербайджана Юсиф Гейдарович Мамедалиев был очень доволен, и ко Дню печати, 5 мая, авторов выпуска решили наградить. Меня приказом ректора было решено перевести с заочного отделения на очное. Я не знала, что делать. Редактор азербайджанской версии газеты, добрейший Абульфаз Алиев, узнав, что я вообще не студентка, пришел в ужас. Но делать было нечего. Я предстала перед ректором.

Юсиф Гейдарович долго расспрашивал обо всех моих трюках и, несказанно впечатленный моей авантюрной историей, а главное, «поразительной жаждой учиться», издал указ о зачислении «человека с улицы» (цитата) на филологический факультет Азгос­университета.

***

В 1956 году в Азербайджане появилось телевидение. А два года спустя и я оказалась на ТВ: меня приняла на работу руководитель русской редакции Нина Филипповна Яровая.

Это была дивная, романтическая пора. Мы мало что знали и умели, учебников не было, но были невероятный энтузиазм и желание творить. Все шло в прямом эфире, перед ним разве что пленку склеивали.

Телепередача «Доброй ночи, малыши!» в Баку вышла раньше, чем аналогичная программа в Москве. Это было вечернее кукольное шоу для детей, где разыгрывались немудреные поучительные сценки: как завязывать шнурки, почему важно оставлять тарелки чистыми… Популярность, разумеется, была невероятной. Письма ежедневно присылали сотнями. Помню, после выпуска о вреде рогаток какая-то девочка без приветствий и предисловий написала нам: «А Алику я сказала што птичик убевать нельзя! Марина».

На телевидении я познакомилась с будущим мужем. Расим Исмайлов тогда учился во ВГИКе на операторском факультете, а практику проходил на нашей студии.

Расим вырос в центре, учился неподалеку от моего дома (наверное, детьми мы не раз пересекались на школьных маршрутах) и был страстно влюблен в Баку. Мы много гуляли, муж заново открыл мне мой родной город. Раньше Баку, его древние башни, стены, минареты были для меня средой обитания, частью повседневности. Посмотрев на Баку глазами супруга, я начала проникаться его особенной красотой, поэтикой, ритмами.

«Ритмы города» – так Расим назвал свой дипломный фильм. Это был один день Баку, снятый влюбленным бакинцем и уложенный в 20 минут. Среди будничных эпизодов были пронзительные этюды: «Жара в Баку», «Ветер в Баку»... Зоркий глаз кинооператора выхватывал среди привычного интересные и необычные кадры: например, как по ночной улице Самеда Вургуна перегоняют цирковых лошадей.

На экзаменационный показ я тоже поехала – и убедилась, как живо и радостно принимают мой город москвичи: смеются, вздыхают, аплодируют. Было приятно, будто хвалили мо­его ребенка. Член экзаменационной комиссии Вадим Иванович Юсов, оператор Тарковского, Бондарчука, Данелии, сказал, что вместе с дипломом оператора Расиму Исмайлову нужно дать дип­лом режиссера.

***

Мысль о режиссуре не давала покоя и самому Расиму. И в итоге воплотилась: Госкино предложило ему сценарий фильма для детей по сказочной повести Юрия Яковлева «Лев ушел из дома». Баку подходил для этого кино прекрасно, тем более что лев в городе имелся.

В Баку жила знаменитая на всю страну семья Берберовых с ручными домашними хищниками. Лев Львович Берберов оставил архитектурную практику и всецело отдался дрессуре. Их животных много снимали в кино: «Девочка и лев», «У меня есть лев» и так далее. Берберовский лев Кинг снялся в комедии Эльдара Рязанова «Невероятные приключения итальянцев в России»...

Увы, добряк Кинг погиб после съемок в Москве, и его похоронили на даче у писателя Юрия Яковлева, дружившего с Берберовыми. Мы приезжали в гости на эту дачу, и Юрий Яковлевич показал место, где упокоился знаменитый хищник.

У Яковлева была повесть-сказка о льве, который живет в зоологическом саду, но мечтает хоть раз побывать в Африке. В этом зверю помогает его друг-мальчик. В оригинале лев гулял по Москве, но благодаря Берберовым съемки решили проводить в Азербайджане, а благодаря Расиму Исмайлову удивительные приключения сбежавшего льва развернулись прямо на улицах Баку. Лев Кинг Второй бродил по переулкам Ичери шехер, вызывая, разумеется, страшный переполох, подходил ко Дворцу Ширваншахов, его искала слониха Рада (тоже настоящая!) и преследовал Свирепый Охотник (его сыграл Сергей Юрский). Получилась увлекательная, музыкальная и, главное, очень бакинская комедия.

Забавно, что за пару лет до этого с Кингом Вторым произо­шла похожая история, не запланированная сценарием. На бакинской киностудии снимали фильм «Свет погасших костров» по древнему эпосу «Деде Горгуд». В одной из сцен главный герой должен был сражаться с диким львом. Во дворе студии выстроили трехъярусную зарешеченную площадку: внизу должен был состояться бой, в решетке верхнего яруса сделали оконца для осве­тительного оборудования и камеры. Когда раздался крик «Мотор!», лев не­ожиданно испугался толпы, подпрыгнул так высоко, что сумел выскочить через осветительное окно, – и был таков.

Пока шли поиски Кинга, из технического корпуса, ни о чем не подозревая, вышла лаборантка. Вдруг она почувствовала, как что-то мягкое ткнулось ей в талию.

– Мамедик, перестань, – игриво сказала лаборантка.

«Мамедик» промолчал, но тяжело и очень громко вздохнул. Женщина обернулась и... На ее крик прибежали все! Льва уговорили вернуться на съемочную площадку.

Мы дружили с Берберовыми. Однажды они пригласили нас с Расимом на ужин. Для льва в их квартире была отведена решетчатая антресоль в главной комнате. Она запиралась на защелку, которую и человек-то мог легко выломать. Нам подали котлеты по-киевски, а льву – добротную порцию мяса. Получился этакий ужин со львом.

***

Я помню Баку в разные времена. Помню его угрюмым, оболганным, униженным чужими блокпостами и комендантским часом в начале 1990-х. Сегодня Баку другой. Гордый. Сильный. Достойный, уважаемый член международного сообщества. В полной безопасности под защитой своих вооруженных сил. Он всегда казался мне задумавшимся перед рывком или ожиданием… чего? Победы, конечно. И он ее дождался.

Иллюстрация: Александра Семенова
Рекомендуем также прочитать
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»