Рагим Джафаров: соло на смартфоне

К 30 годам на счету уроженца Баку Рагима Джафарова несколько успешных и обсуждаемых романов и сотни коротких рассказов, сделавших его одним из самых заметных современных азербайджанских писателей. Мы поговорили о творческом поиске, провокациях и точности в описании чувств.

БАКУ: Вы родились в Баку, сейчас живете то в Осетии, то в Санкт-Петербурге, а еще в вашей биографии фигурирует Подмосковье. Расскажите про свои перемещения.

РАГИМ ДЖАФАРОВ: Мне было четыре года, когда мы уехали из Баку в Россию, хотя потом я каждый год бывал в Азербайджане – в деревне за городом. Сначала жили под Липецком, потом перебрались в деревню Крюково Чеховского района и в подмосковный Королев, где я прожил значительную часть жизни. Потом перебрался в Москву. А однажды понял, что мы живем в XXI веке, мне не надо ходить на завод и я могу пожить там, где хочется. И переехал в Питер. Потом побывал в Осетии и подумал, что было бы прикольно пожить там. Потом еще куда-нибудь поеду.

БАКУ: Это какие-то поиски себя, смысла?

Р.Д.: Нет, но поиски атмосферы, людей. Везде по-разному, конечно. Жить во Владикавказе прикольно, но работать там сложно – все очень расслабленно, плавно. А вот Питер располагает к литературному творчеству.

БАКУ: А написанное зависит от того, где создается?

Р.Д.: Есть различия. Например, во Владикавказе интересно подмечать локальные особенности и показывать их московской аудитории. А для Москвы интересно замечать какие-то локальные нюансы. Что любопытно, я никогда не ездил писать в Баку.

БАКУ: Вы себя чувствуете интегрированным в культуру Азербайджана?

Р.Д.: Меня не в первый раз об этом спрашивают журналисты, хотя, кажется, гораздо важнее иметь возможность интегрироваться в культуру того региона, куда приезжаешь. Когда приезжаю в Баку, я способен уловить особенности местной культуры и жизни. Когда нахожусь вне этой культуры, могу интегрироваться в другую, например в российскую или даже общемировую. Для меня это гораздо важнее, чем идентифицировать себя конкретно с Азербайджаном. Вообще, для творческого человека важнее не идентифицировать себя с локальной культурой, а смотреть на вещи масштабнее, шире. Ведь если живешь в Азербайджане, но интегрирован в мировую культуру, за счет этого можно и азербайджанскую обогатить.

Мне кажется, редкого творческого человека – художника, писателя, музыканта – можно загнать в рамки национальной культуры. Возьмите Муслима Магомаева: чтобы его слушать, не имеет значения, на каком языке говоришь.

БАКУ: Вы общаетесь со сверстниками? Насколько популярно сейчас среди творческих людей заниматься литературой?

Р.Д.: Думаю, что чаще занимаются музыкой, но литература как средство самовыражения тоже занимает большое место. Широко распространены литературные форматы вроде постов в социальных сетях, блогов. Но тех, кто стал издаваться на бумаге и дошел до полноценного писательского образа жизни, единицы.

БАКУ: В детстве у вас уже проявлялся интерес к литературному творчеству?

Р.Д.: Я был уверен, что стану писателем, еще до того, как научился писать. Это началось года в четыре: бабушка прочитала мне былины про богатырей, и я решил придумывать про них сказки. Ловил взрослых, заставлял слушать. Те из родных, кто уже знал про мое увлечение, пытались от меня отделаться, а гости то и дело попадали в неловкие ситуации: думали, что сейчас сказка закончится и они вернутся к своим делам, но сказка так быстро не заканчивалась.

БАКУ: Почему после школы вы не поступили, скажем, в Литературный институт имени Горького, а пошли учиться на переводчика, затем отслужили в армии и работали в пиаре?

Р.Д.: Слава богу, что не поступил. Я после школы пришел к родителям и говорю: «Все, пойду в Горьковский учиться на писателя». Они на меня посмотрели – хорошо, говорят. Потом мама мне аккуратно намекнула, что выглядит это не очень стабильно и убедительно. «Будет у тебя в дипломе написано «писатель», и что дальше, где работать будешь?» И спросила, не хочу ли я пойти переводчиком. Английский знать не лишне.

В конечном счете мама оказалась права, потому что английский и правда полезен. Я бы, наверное, рекомендовал всем, кто не знает, чем заняться в жизни, идти в лингвистический вуз. Изучение языка расширяет сознание.

БАКУ: А в армию пошли за новым опытом?

Р.Д.: Ну, у меня тогда не было альтернативного плана. А если его нет, то какая разница, на что тратить время? Мне было 20 лет, было ясно, что переводчиком я не стану, чем заниматься дальше – непонятно. Это же не тот возраст, когда себе говоришь: ну все, теперь я буду писателем.

Мы сидели с друзьями на лавочке, пили пиво, и они тоже говорили: ты чего, какая армия, год жизни потеряешь! Я через год вернулся – они сидят на той же лавочке и пиво пьют. Где же великие свершения? Карьеры, машины, квартиры? Но советовать всем поступать так же, как я, не буду. Тут важно уметь извлекать положительный опыт – в армии тоже можно многому научиться.

Всегда пытаешься найти стабильность, эти поиски никогда не прекращаются. Это тоже часть процесса поиска идентичности, что для творческого человека немаловажно: ты двигаешься, не останавливаешься, находишь новое, начинаешь заново. И переезды из города в город – тоже сюда. Ты должен постоянно быть исследователем.

БАКУ: Как у вас с пиаром завязалось?

Р.Д.: Опять же, пришел из армии, не знал, чем заниматься. Писал в тот момент уже неплохо. Мне говорят: а попробуй-ка в этой сфере. Пиар – это стык коммерции и творчества, там все время надо что-то придумывать, и деньги неплохие. Я пошел учиться в Государственный университет управления – правда, ходил редко, потом просто диплом написал, и всё. Довольно долго и успешно успел в этом поработать, сотрудничал с крупными брендами, у нас с партнером свое агентство было. Но всему приходит конец. Меня в какой-то момент стало тошнить от этой работы, потому что если хочешь в ней зарабатывать больше, то нужно идти на разные компромиссы.

БАКУ: Верно я понимаю: в период этих поисков вы не прекращали писать? Как вы всё совмещали?

Р.Д.: Ну как, днем работаешь, ночью пишешь, потом выкладываешь в соцсети. Вообще, в этом плане современные технологии – большое благо. Я писал рассказы для соцсетей, у меня появилась определенная аудитория. Потом стали замечать издатели. То есть не было неожиданного решения «Вот теперь я писатель!» Всё происходило постепенно.

БАКУ: Вы не пытались анализировать основные этапы своего пути? Что в писательском деле можно считать карьерообразующим?

Р.Д.: Я как раз недавно об этом думал – однозначного ответа нет. Например, в начале года меня пригласил на интервью Дмитрий Быков. Это было удивительно, потому что где я и где Быков. И вот я ехал на интервью из Владикавказа, думал и понял, что не могу провести черту, отделить мальчика из деревни Кривополянье под Липецком, идущего в сапогах по грязи, от меня нынешнего, едущего на интервью к Дмитрию Львовичу. Не знаю, как обозначить ступеньки своего пути, кроме как сказать, что я все время писал, много из этого опубликовано или выложено. И когда люди говорят: «Ох, ты так хорошо пишешь, у тебя, наверное, талант!» – я думаю: это вы просто не видели, сколько ерунды я написал.

БАКУ: Дмитрий Быков написал о вас и вашем романе «Сато» отзыв, в котором нашлось место и похвале, и критическим замечаниям. Восприятие творчества всегда субъективно. Чьей критике доверяете вы?

Р.Д.: Тут всё просто: выбираешь, к чьему мнению прислушиваться, находишь авторитет и следуешь его советам. Но этого можно и не делать. Как раз тот факт, что творчество абсолютно субъективно, освобождает от обязательства следовать критике. Я не видел ни одного критика, который мог бы сказать о моей книге хуже, чем я сам. Я-то хорошо вижу, где у меня косяки и недочеты, где можно было бы сделать лучше. Отлично, если мнение со стороны подтверждает собственное: критик отмечает то, что ты и сам знаешь, – значит, всё верно понимаешь. Но часто это вкусовщина.

«Писатель – всегда исследователь: сначала надо самому прожить, а потом писать»

БАКУ: Верно ли называть жанр, в котором вы работаете, социальной фантастикой?

Р.Д.: Я с жанрами не очень лажу, и меня удивляют попытки отнести меня к какому-то конкретному. Но понимаю, почему они возникают: это всё дрова в костер маркетологов – им легче продавать. Так вышло, что меня определили в социальную фантастику. Что это значит? Понятия не имею.

БАКУ: Но для вас важны фантастические и мистические элементы в сюжете?

Р.Д.: Ну да, все-таки не математикой занимаюсь.

БАКУ: Вы бы согласились с тем, что фантастика сейчас позволяет гораздо больше и точнее говорить о реальности, чем даже документальная литература?

Р.Д.: Не уверен, что надо высказывать точно, – слишком уж разное у людей восприятие. Скажу «красный» – и десять человек по-разному представят себе этот цвет. Единственное, в чем вижу точность, так это в чувствах. Три человека, испытывающих грусть, окажутся намного ближе друг другу, чем три человека, пытающихся представить красный цвет. Поэтому если говорить про точность высказывания, то она базируется скорее на чувствах, нежели на логике.

БАКУ: Выход вашего романа «Марк и Эзра» ознаменовался неприятной ситуацией: кто-то из читателей подал на вас в суд.

Р.Д.: Да, одного человека оскорбила шутка, которая была в книге, он подал иск, было разбирательство. Оно ни к чему не привело, мы ни о чем не договорились. Доказать моральный ущерб, нанесенный книгой, очень сложно. Он скажет, что у него из-за прочитанных строк бессонница, но как доказать, что она у него именно из-за книги?

Не знаю, почему я ему под руку попался.

БАКУ: Чему вас эта история научила: быть осторожнее, сдержаннее, пытаться предусмотреть, кого могут обидеть ваши слова, или, напротив, провоцировать, задевать?

Р.Д.: Думаю, всё зависит от того, какие цели перед собой ставишь. Если надо задеть читателя, так и делаешь, это тоже творческий инструмент. Но тут главное быть готовым с этими задетыми читателями встретиться, отвечать за свои слова. Стал ли я осторожнее? Наверное, нет. Хотя в последнее время с учетом новых законов приходится некоторые тексты переделывать.

БАКУ: Говорят, чтобы написать новый роман вы ложились в психиатрическую клинику, имитируя душевное расстройство.

Р.Д.: Интересно, откуда вы это узнали? Давайте я не буду ни подтверждать, ни опровергать этот факт.

БАКУ: Но творческий метод любопытный.

Р.Д.: Если говорить про мой творческий метод, гораздо удобнее обсуждать его на примере романа «Сато». Когда у будущей книги появляется контекст, я с ним тщательно работаю. В случае с «Сато» у меня было много консультантов: два психолога, детский психолог, педагог, психиатр. Отдельно общался со следователем и адвокатом.

К чувствам героев у меня тоже свой подход. Если надо показать, как кто-то обиделся, нужно почувствовать эту обиду самому. Надо быть прямо обиженным на жизнь, на всё. Я этим вообще увлекся, в какой-то момент даже обиделся на продавщицу, которая грубовато продала бутылку колы. Может, это слишком, но мне нравится так взаимодействовать с реальностью. Возможно, мои представления о литературе и творчестве именно такие: сначала надо самому прожить, а потом писать. Наверное, это всё к тому же: писатель – всегда исследователь. Изучаешь жизнь вокруг и находишься в постоянной рефлексии. Фиксируешь свою реакцию на разные события, изучаешь свои ощущения.

Я прикидываю, что мой герой идет потусоваться в клуб. Начинаю писать, но не могу выдавить ни строчки. Думаю: а почему так, что со мной происходит? Понимаю, что я, к примеру, уставший. Значит, и мой герой будет уставшим. Тогда он и в клуб не пойдет. Настроение дает топливо для того, что пишешь.

Когда работаю над книжкой, могу долго вынашивать замысел, год собирать материал, ходить, думать, а потом довольно быстро, за два месяца, пишу без остановки. Чтобы понимать, в верном ли направлении я двигаюсь, завожу телеграм-канал, приглашаю туда ограниченное количество людей, выкладываю главу и задаю ряд вопросов. Пару раз было так, что люди писали «скучно». Расспрашиваешь их подробнее, читаешь исследования о том, что вообще такое скука. Выясняешь, что за ней вполне может скрываться страх, а сама скука – вполне себе защитный механизм от тревоги.

БАКУ: Как вы работаете чисто физически? У вас кабинет или пишете в кафе? Слушаете музыку, пьете ром?

Р.Д.: Никаких специальных обстоятельств. Музыка – пожалуй, да, почти всё делаю с музыкой. Пишу в одиночестве и, как правило, ночью, чтобы никто не мешал. Пишу на телефоне.

БАКУ: Вы к нему клавиатуру подключаете, что ли?

Р.Д.: Нет, просто на телефоне – большом, чтобы пальцами попадать на кнопки. Так удобно, если надо что-то быстро написать, и к этому привыкаешь. Я так в заметках все книжки и написал.

Рекомендуем также прочитать
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»