Тарлан Горчу: театр мечты

С режиссером бакинского Театра марионеток и замечательным художником Тарланом Горчу мы встретились в его офисе, чтобы поговорить об оперетте «Аршин мал алан». И тут выяснилось, что в театре полным ходом идет работа над постановкой кукольной оперы «Лейла и Меджнун».

Подобных марионеточных театров в Европе всего два. Один – в знаменитом Зальцбурге: каждый вечер шикарно наряженные куклы выходят на сцену и разыгрывают оперы Моцарта. Другой – на границе между Германией и Швейцарией, на острове Линдау в Бодензее. Марионеточная опера – главная туристическая достопримечательность архипелага. Сюда каждые выходные съезжаются туристы со всего континента, чтобы послушать, как куклы «исполняют» классические оперные партии. Скоро марионеточный оперный театр появится в Баку. В самом центре города, на улице Магомаева, реконструируют старинный трехэтажный особняк, который будет заселен необычными жильцами.

БАКУ: Когда ваш театр наконец обретет дом в центре Баку?

Тарлан Горчу: Здание нам выделено давно. Проект есть. Сейчас идет ремонт, думаю, года через два все будет готово. Но пока что я целиком погружен в новый проект – постановку кукольной оперы «Лейла и Меджнун».

БАКУ: Мы встречались на Венецианской биеннале современного искусства четыре года назад: вы как художник участвовали в коллективной выставке Азербайджанского павильона. Совмещать две профессии трудно? Нет опасности оказаться между двух стульев?

Т.Г.: По образованию я театральный режиссер. Честно говоря, если вы обратите внимание на историю режиссуры, то увидите, что нет интересных режиссеров, которые вообще не рисовали бы. Театр – это тоже изобразительное искусство. Каждая сцена спектакля – это кадр, который строится с учетом композиции, глубины, соотношения света и тени. Мне настолько всегда была дорога живопись, что в молодости я долго думал, какую форму театра выбрать, чтобы сделать акцент на его визуальной составляющей. Вообще я благодарен судьбе, что у меня есть две профессии. Иначе я бы просто не выжил. Свои первые спектакли я сделал в 1980-е годы. А потом случился распад Союза, и я вынужден был взять долгую паузу – денег на постановки совсем не было. Так что я много лет занимался современным искусством, книжной иллюстрацией, дизайном, основал детское издательство. Я многое умею (смеется).

БАКУ: Как же случилось, что ваш выбор пал именно на кукольный театр? Более того, на марионеточный, традиции которого в Азербайджане никогда не было?

Т.Г.: Когда я только окончил институт и был полон амбиций, к большим театрам меня не подпускали. А в маленьких не хватало средств. Поэтому я решил, что театр должен быть маленьким в прямом смысле слова – компактного размера. В таком театре можно ставить прекрасные спектакли, располагая только собственным ресурсом. Роскошный оперный костюм – это крайне дорого, а костюм для 30-сантиметровой куклы может быть таким же блистательным, но при этом почти ничего не стоить. Одним словом, я понял, что это мой театр.

«Я выбрал оперетту Узеира Гаджибекова «Аршин мал алан», потому что она по-хорошему легкомысленная, ироничная и понятная всем»

БАКУ: Вы выбрали крайне экзотичный жанр для марионеточного театра – кукольную оперу. Таких театров в Европе совсем немного, они и там воспринимаются как диковина. Как вы пришли к этому?

Т.Г.: Когда я начинал работать над первым спектаклем «Аршин мал алан», то был одержим зальцбургским театром марионеток. Они ставят оперы Моцарта, и это выглядит как реальное волшебство. В общем, меня захватила идея поставить азербайджанскую оперу в кукольном театре. Тут надо еще помнить, что обычно в Советском Союзе ставили в подобных театрах: «Три поросенка», «Красную Шапочку»… «Дон Жуан» в театре Образцова уже воспринимался как выход в открытый космос. Мне же хотелось поставить классику для детей, чтобы они поняли: это совсем не скучно.

БАКУ: В Баку тогда вообще не было традиций марионеточного театра. Надо было все начинать с нуля: учиться резать марионетки, продумывать инженерию, обучать кукловодов. Честно говоря, не представляю, как это стало реальным.

Т.Г.: Ничего бы, возможно, и не вышло, если бы мне не посчастливилось познакомиться с Резо Габриадзе. В те годы в Тбилиси проходил фестиваль закавказских кукольных театров. Во внеконкурсной программе были иностранные участники, поэтому фестиваль считался престижным. А Габриадзе был председателем жюри. Меня позвали в Министерство культуры – у них тогда была установка давать дорогу молодым – и предложили сделать спектакль. А я имел наглость выдвинуть условие: дескать, хочу быть одновременно и режиссером, и художником-постановщиком. Они слегка обалдели, но согласились. И тогда я решил поставить «Деде Коркута». Три месяца работал над эскизами, и они, по-видимому, удались, потому что все рисунки к спектаклю взяли на выставку, проходившую в рамках фестиваля. Спектакль, как мне сейчас кажется, получился довольно традиционным. Но поскольку в его основе лежал национальный эпос – а подобный материал нечасто встречается в кукольном театре, – то это несколько нивелировало ситуацию. Можно немного похвалиться? (Смеется.) Это был единственный спектакль, который Габриадзе досмотрел до конца. Обычно он представлял участников, смотрел три минуты и выходил из зала. Одним словом, мы подружились. Ему понравились мои эскизы. Он ведь тоже режиссер-рисовальщик, так что ему было близко мое стремление к визуальному театру. Он провел меня по своему театру и все показал: подвалы, цеха, инженерию. Так состоялось мое знакомство с театром марионеток. Это было очень красивое зрелище, которое меня захватило. Я понял, что нашел театр своей мечты. Маленький, компактный, но в котором можно добиться уровня Ла Скала.

БАКУ: По возвращении в Баку вы стали работать над своим первым марионеточным спектаклем. Как набирали команду и где находили людей?

Т.Г.: В то время в городе было много «сумасшедших». Это сейчас все знают, как нужно жить и что делать. Тогда было иначе. В середине 1980-х я загорелся этой идеей. У меня был близкий друг Эльчин Мамедов, прекрасный театральный художник. Высокий, сильный человек. Умер от инфаркта, и оказалось, что он абсолютно незаменим. У него был очень тонкий вкус, и он мог, как и я, трудиться ради идеи и получать удовольствие от процесса. Третьим в нашей компании был начинающий тогда композитор Джаваншир Гулиев. Мы стали собираться у меня в мастерской в Баилове. Никаких бюджетов не было и в помине. Я выбрал оперетту Узеира Гаджибекова «Аршин мал алан», потому что она по-хорошему легкомысленная, ироничная и понятная всем. И мы каждый день встречались и полушутя в это играли. Сначала одну куклу сделаем, потом вторую. По мере продвижения работы вдруг стали находиться нужные люди. Нарисовался из ниоткуда талантливый парень Эльман Мирзоев, который стал резать куклы. Правда, перед тем как мы сами начали что-то мастерить, я позвал в Баку несколько мастеров из театра Резо Габриадзе. Они с удовольствием приехали и провели для нас мастер-классы.

БАКУ:  А какова была ваша режиссерская концепция спектакля? Сюжет все-таки очень известный в Азербайджане, надо было придумать что-то свое.

Т.Г.: Спектакль Гаджибекова «Аршин мал алан» первые годы после постановки был жутко популярным, а потом его как-то подзабыли. И вот в 1945 году его с одобрения Сталина экранизировал на «Азербайджанфильме» режиссер Рза Тахмасиб. Шел пятый год войны, люди устали от страданий, поэтому решено было снять смешной фильм о любви. Картина выстрелила, что называется, в «десятку». Популярность была невероятной: фильм показали в 136 странах и дублировали на 86 языков. И когда речь заходила про «Аршин мал алан», все представляли себе именно таких героев, как в фильме. И я подумал: а зачем ломать представления людей и обманывать их ожидания? Давай-ка я сделаю таких же героев, только маленьких. И, как показало время, это было правильное решение.

БАКУ: Со временем деньги на постановку появились или вы продолжали все делать своими руками?

Т.Г.: Я первые куклы даже одевал сам, что весьма настораживало моих родителей. Они каждый вечер наблюдали, как их сын шьет одежду для куколок. Беспокойно переглядывались, но не вмешивались. Постепенно мы стали серьезнее относиться к проекту. Джаваншир сделал новую обработку музыки – адаптированную и сокращенную. Я мечтал, чтобы звук был как из музыкальной шкатулки, в которой крутятся разные фигурки. С Эльчином мы разработали декорации и костюмы. И через некоторое время театральная общественность проявила к нам интерес. Всех, кто приходил в мою мастерскую, наша работа по меньшей мере умиляла. Оживающие куклы – это же настоящая диковинка. Подключился Союз театральных деятелей: нам выделили какие-то средства. Мы смогли сделать довольно сложную, но при этом удобную конструкцию: наш театр полностью, до самой маленькой детальки разбирается и укладывается в боксы. Надо еще понимать, что работа над марионеточным спектаклем, к тому же музыкальным, отнимает несколько лет жизни. Мы делали «Аршин мал алан» четыре года. И были вознаграждены за все, поскольку премьера прошла во Франции. Слава летела впереди спектакля, и нас позвали на фестиваль, где мы дали пять представлений вместо запланированных трех. «Аршин» был принят на ура.

БАКУ: Между постановкой первого спектакля и началом работы над «Лейлой и Меджнуном» прошло больше 20 лет. Почему так долго ничего не происходило?

Т.Г.: Развалился Советский Союз, и проблемы стали расти как снежный ком. Помещение в центре города нам выделили уже тогда, но не было возможности сделать ремонт. Денег не было вообще. И тогда я сделал выбор в сторону изобразительного искусства. Театр был законсервирован, мы ничего не ставили, но продолжали ездить на гастроли – нас постоянно приглашали на кукольные фестивали. И неизменно спрашивали: есть ли еще спектакли? Собственно, все изменилось, когда этот же вопрос задала нам Мехрибан Алиева, которая увидела «Аршин мал алан» на фестивале «Мир мугама». Она нас очень поддержала и предложила поставить еще спектакль.

БАКУ: Почему вы опять обратились к Гаджибекову? Не было желания поставить европейскую классику?

Т.Г.: Подобные театры во всем мире воспринимаются как визитная карточка города. В том же Зальцбурге на представлениях марионеточной оперы полно туристов – билеты выкупают за много месяцев. Национальный акцент – это очень важно. «Лейла и Меджнун» – это «Ромео и Джульетта» Ближнего Востока. Я давно мечтал ее поставить. Трагедия – фигура высшего пилотажа для режиссера. «Аршан мал алан» – спектакль легкий и даже немного бытовой. В нем очень много юмора. В последней сцене герои улетают в Париж на воздушном шаре – зрители в восторге. «Лейла и Меджнун» – это вызов. Очень сложная задача. Я полгода корпел над эскизами. Хотел, чтобы в декорациях присутствовал синтез многих изобразительных культур: использовал ковровый орнамент, каллиграфию, архитектурные элементы. Много деталей, передающих настроение Востока. Я не строю конкретные декорации, скорее создаю ассоциативный ряд. Первая сцена вообще происходит под звездным небом.

БАКУ: А как будут выглядеть ваши Лейла и Меджнун?

Т.Г.: Что касается кукол, тут уже надо было выбрать свой стиль. Я долго мучился, перелистал кучу альбомов, перепробовал много вариантов, пока не столкнулся с каджарской портретной школой. Каджарский стиль существовал и в архитектуре, и в живописи. Я набрал очень много материала. У каджарской династии были очень прочные контакты с Западом. Если вы обратите внимание на каджарские портреты, то вспомните, что на Востоке никогда не было традиции изображения людей. И вдруг из ниоткуда вырастают эти портреты – маслом в человеческий рост. Чем дольше я в них всматриваюсь, тем сильнее влюбляюсь. И когда я их увидел, то понял: это куклы, мои куклы.

separator-icon
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»