Культура
Выставка новых пейзажей Бутуная Хагвердиева «Ветры Абшерона» в бакинской QGallery идеально точно соответствует своему названию.
Одно из главных впечатлений от выставки молодого, но уже известного художника – полное безлюдье. Речь, конечно, не о зрителях, пришедших посмотреть картины, но о стаффаже – человеческих фигурах, которые ожидаешь увидеть в пейзажах рядом с автомобилем, в деревянном домике или под тряпичным навесом на берегу моря, за столиком для пикника или внутри здания, полуразрушенного временем. Тех пейзажах, которые создает на полотнах художник и которые, казалось бы, органически связаны с жизнью и деятельностью человека и хранят следы его недавнего присутствия.
Хагвердиев изображает родной ему Абшеронский полуостров пустынным и безлюдным – разительный контраст с реальностью этого региона, развитого в хозяйственном и экономическом отношении и в последние годы едва ли не страдающего от перенаселения. Похоже, перед нами Абшерон воображаемого будущего, в котором некогда бурлившая здесь активность схлынула и переместилась в другие места, а жизнь наконец приобрела размеренное течение и теплится в небольших павильонах, тронутых эрозией времени, или за стенами многоэтажек, которые в свете яркого солнца кажутся одновременно сиротливыми и уютными. А может быть, урбанизация и промышленный бум так и не добрались до этих уголков, и они уже долгие годы пребывают пустынными и уединенными, сохраняя присутствие прошлого с его следами советского благоустройства и характерной брутальностью модернистской архитектуры.
При упоминании Абшерона перед глазами невольно возникают работы мастеров знаменитой абшеронской школы живописи, активно развивавшейся с 1960-х годов. Это и Джавад Мирджавадов с его узнаваемыми фольклорными мотивами и зарисовками из народной жизни, тихими и повседневными по содержанию, но неистовыми по композиционному и колористическому решению. И Тофик Джавадов с его индустриальными пейзажами, на которых монументальность массивных промышленных сооружений и фигуры рабочих подчеркнуты цветом и плотностью расположения на холсте. И макабрический бестиарий Расима Бабаева с неуловимой игрой теплых и холодных оттенков, и уравновешивающий его Ашраф Мурад, тяжелый и почти депрессивный в своей задумчивости, наполняющей и человеческие фигуры, и предметы…
Живопись Хагвердиева совсем другая. В ней нет ни буйства цвета, ни интереса к фольклору, граничащего с мистицизмом и карнавалом, ни задумчивости, которой у классиков-абшеронцев отмечены даже самые бытовые сюжеты. Вышеперечисленные классики абшеронской школы – за исключением, может быть, Ашрафа Мурада – стремились как можно плотнее «замостить» поверхность холста живописными мотивами, в то время как работы Хагвердиева полны воздуха, играющего небесной синевой и сполохами огня заходящего приморского солнца. В отличие от мастеров прошлого его интересует не жизнь действительная или сказочная, но метафизическое измерение, которое открывается, стоит на секунду отрешиться от реальности и взглянуть на нее под другим углом. То, что перед нами современная реальность, почему-то кажется несомненным, хотя изображенные на холстах объекты вполне вневременные: зеленые «Жигули» с одной из картин или ангар со снятой крышей с другой могли попасться зрителю на глаза и десять, и 20, и больше лет назад.
При этом картины Хагвердиева полны движения – перемещения нагретого дневного или остывающего вечернего воздуха, порывов морского ветра, треплющего остатки обтяжки крыш. Реальность в его картинах – физическая или метафизическая, сегодняшняя или увиденная в воспоминаниях – постоянно напоминает о себе, буквально теребит зрителя за рукав, легким дуновением обвиваясь вокруг одежды и запутываясь в волосах. Потоком воздуха она ударяет в грудь, чтобы затем, став ветром Абшерона, скрыться в одном из его пейзажей – одиноком в своей обращенности к человеку и живописном в своей пустынности и спокойствии.
