Картины Расима Бабаева в Русском музее Санкт-Петербурга

В конце осени в Русском музее в Санкт-Петербурге прошла выставка замечательного азербайджанского художника Расима Бабаева. Журнал «Баку» поговорил с директором музея Владимиром Гусевым о выставке, искусстве и планах музея.

Фото: Петр Титаренко

Расим Бабаев учился в Суриковском училище в Москве, но не получил диплома из-за обвинений в формализме. Позже он сам отказался принять диплом. Это очень важный факт его биографии. Бабаев ни с кем не договаривался. Он жил в своем собственном художественном мире. На его ярких работах жизнь бьет через край – это непосредственное, искреннее и очень человечное искусство. В нем есть плоть азербайджанской земли, ее сказок, добрых и злых духов, есть необыкновенно щедрый цвет, и есть своя правда. И это очень смелая и очень добрая правда. Говорят, таким был и сам художник. 

«Расим Бабаев показывает нам совершенно незнакомый мир»

«Многоликий див», 1989

БАКУ: Что дает выставка такого солнечного художника, как Бабаев, Русскому музею и Петербургу?

ВЛАДИМИР ГУСЕВ: Вот вы видите, какая яркая выставка, какое оригинальное отношение к цвету. Этого цвета так не хватает иногда в петербургском климате! Краски Бабаева дают особую энергию – они же очень энергичные, его работы. У него много интересных образов, он показывает нам совершенно незнакомый мир, который дает нам представление о другой культуре, об ее истории. С интервалом в пару лет у нас прошли выставки двух разных азербайджанских художников, Гусейна Алиева и Расима Бабаева, практически наших современников, которые показывают картину развития азербайджанского искусства. Ведь для нас эта картина за последние 20 лет в некотором роде утрачена. У нас в музее нет специалиста по азербайджанскому искусству.

БАКУ: Но ведь у художественных связей России и Азербайджана длинная история. Как они развивались, что происходит сейчас?

В.Г.: Ответ на этот вопрос можно найти в перечне групповых и персональных выставок Расима Бабаева. Они начинаются с 1958 года: выставка к Декаде азербайджанского искусства в Москве, Всероссийская художественная выставка, Выставка закавказских республик, посвященная 50-летию СССР, и так далее. А потом выставок становится меньше, и география их меняется. В советские времена, как бы мы к ним ни относились, все друг к другу ездили, художники разных республик постоянно общались. Проходили республиканские зональные выставки, мы следили за тем, как развивается искусство в том или ином регионе. Вот я побывал во всех республиках, в Азербайджане тоже был. С началом перестройки эти связи рухнули. И нужно их восстанавливать.

«Мирза», 1974

БАКУ: Планируются ли еще проекты в ближайшие годы?

В.Г.: Государство дает нам деньги на одну-две выставки внутри музея в год. Все остальные – а это около 40 экспозиций – мы делаем в музее и вне музея, в России и за рубежом, на деньги принимающей стороны или спонсоров. Поэтому пока что мы, к сожалению, не можем определять музейную политику. Но мы всегда с готовностью откликаемся, когда есть поддержка. Например, при поддержке Фонда Гейдара Алиева в 2011 году провели выставку Алиева, сейчас вот – Бабаева.

БАКУ: А выставки Русского музея в Азербайджане? Что в планах, есть ли предложения от азербайджанских коллег?

В.Г.: Такие предложения появляются спонтанно, и нужно встраивать их в наш план, который расписан на год-полтора. Так что это процесс не быстрый. Было бы здорово, если бы существовало какое-то межправительственное культурное соглашение – я регулярно предлагаю его подписать. В свое время благодаря спонсорской поддержке и новейшим технологиям мы начали открывать электронные филиалы музея. Сейчас их уже 150. Они, конечно, не могут заменить реальную выставку, зато они дешевле и помогают развивать контакты. А за виртуальной выставкой может последовать и настоящая. В Баку такой виртуальный музей есть в Национальном музее. Там мы представили свою медиатеку, программы с прогулками по Русскому музею. Мы готовы открыть и дополнительные филиалы в учебных заведениях Азербайджана. Есть такие замечательные спонсоры, как фонды Марджони и Гейдара Алиева, благодаря которым мы смогли сделать эту выставку.

«Гибель лошади», 1992

БАКУ: С какими художниками, представленными в Русском музее, у вас ассоциируется творчество Бабаева?

В.Г.: Я не специалист в современном искусстве. Но вот недавно у нас была выставка ленинградских художников-нонконформистов 1970–1980-х годов, которая называлась «Удар кистью». Мне кажется, что работы Бабаева могли бы быть там. Они, конечно, во многом другие, но по пластике, по художественной форме, по смелости, по свободе от стереотипов Бабаев вполне в этом русле. Ну а если проводить параллели с мировым искусством, то работы Бабаева чем-то могут напомнить Марка Шагала: например, по-детски ясным отношением к реальности, не закованным в шаблоны традиционного образования.

БАКУ: Расим Бабаев был одновременно и советским, и азербайджанским художником. Он учился в Суриковском училище в Москве, но не получил диплома, так как его творчество было оценено как формалистское. Согласны ли вы с такой оценкой?

В.Г.: Таких примеров много. Павел Филонов учился в Академии художеств. Однажды Филонов написал необычный этюд, где видно кровообращение человека, и профессор, который очень любил своего ученика, закричал: «Что ты делаешь?!». И Филонов ушел из академии. Его обвинили в формализме, его выставки не могли открыть в Русском музее. Весь авангард был обвинен в свое время в формализме, и в Русском музее прятали эти полотна, потому что власти хотели их вообще уничтожить. Вот и у Бабаева чувствуется школа, контакты с московскими и ленинградскими художниками. А диплом получать необязательно. Это наивное искусство, говорю без негативной оценки. Тут и фольклор, и примитив, но школа есть, видно, что Бабаев штудировал натуру, работал в рисовальных классах. Есть и понимание колорита – это же как музыкальная грамота. Кого не обвиняли в формализме? Всех обвиняли. Вообще искусство – это всегда отклонение от нормы, разрушение стереотипов; плохо, когда это разрушение во имя разрушения. В современном искусстве такое часто присутствует: политика, провокация, обязательный эпатаж и больше ничего.

Из серии азербайджанских сказок, 1994

БАКУ: Вы не считаете, что для Бабаева стало спасением то, что он не остался в рамках советского соцзаказа?

В.Г.: Ну конечно. Хотя и по соцзаказу художники в советское время умудрялись делать хорошие вещи. Вообще, надо уходить от категоричных оценок и деления на черное и белое: вот этот ушел из системы, он хороший или, наоборот, плохой... Значит, Бабаев по натуре не мог оставаться в рамках академического искусства и стал таким художником, каким мог. Поэтому для него свобода была спасением, и пришли времена, когда его картины смогли продаваться. Не всем так повезло – тому же Пиросмани, например.

БАКУ: Вы отнесли творчество Бабаева к так называемому наивному искусству. Сколько в нем национального и сколько индивидуального?

В.Г.: У Бабаева много фольклорных моментов, взятых из азербайджанской мифологии: поклонение огню и другие подобные мотивы. Но по пластике он современен. Тут есть и мифология, и отношение к цвету. Я не такой глубокий специалист в азербайджанском искусстве, и открытие выставки – замечательный повод увидеть, какое оно, искусство Азербайджана. Работы Бабаева интересные, позитивные, не эпатирующие. Расим Бабаев – художник от Бога, художник от природы.

«Бой петухов», 2007

БАКУ: В чем актуальность искусства Бабаева и нужна ли вообще искусству актуальность?

В.Г.: Я не понимаю, что такое актуальное искусство. Репин был актуальным художником или нет, когда его работы снимали с выставок, запрещали выставлять картину «Иван Грозный убивает своего сына»? А потом, когда он стал постарше и сам называл мирискусников «подворьем прокаженных»? Что такое современное искусство? Сейчас модно делать музеи современного искусства. А что это такое? Третьяковская галерея тоже музей современного искусства – того, которое было современным во времена Третьякова. И сегодняшнее искусство уже через десять лет будет искусством вчерашнего дня. Мы с вами говорим: «это современность», а через полчаса это будет уже воспоминанием. Точно так же и с актуальностью. Расим Бабаев в таком случае – представитель старшего поколения современного искусства. Наверняка в Азербайджане есть молодые художники, которые считают и Бабаева, и Алиева ортодоксами и скажут вам, что они неактуальны. А потом они сами станут неактуальны. Так всегда было в истории искусства.

«Все художники считают себя актуальными, а предшественников – устаревшими»

Ширма «Адам и Ева», 1990-е

Мне вот близко искусство в преддверии авангарда, так называемый Серебряный век. Его тоже можно назвать формалистским, потому что в это время художественная форма стала самостоятельной. Она не просто изображает что-то – для этого уже существовала фотография. Форма могла быть любой: агрессивной, пассивной, тревожной, злой, доброй, но она все-таки отображала внешний мир. А потом пришли художники русского авангарда, и они были очень агрессивными. Тот же Малевич считал себя богом и призывал сбросить Рафаэля и Пушкина с корабля современности, говорил, что все искусство устарело и музеи – это его саркофаги и кладбища. А потом его отовсюду выгнали. Власти очень быстро надоели эти игры в современное искусство, в «новое искусство», которое авангардисты пытались изобрести для «нового человека», рожденного революцией. Не получилось у них: пришел тоталитаризм и породил другие формы – формы соцреализма. Так что все художники считают себя актуальными, а предшественников – устаревшими.

Если говорить о Бабаеве, то, наверное, актуальным, как ни странно, его делает обращение к национальному наследию, естественное противостояние глобализации мышления. А вообще, не надо никого никуда относить. Не было советской школы, были замечательные художники, которые писали в советское время. Расиму Бабаеву удалось делать искусство без политики, вне политики. Это не искусство жеста, это настоящее искусство.

Фото: Петр Титаренко
Рекомендуем также прочитать
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»