ЛичностиМузыкант Герман Попов готовит для павильона фонда Yarat на Венецианской биеналле уникальную звуковую среду и аудиоперформанс. «Баку» разузнал подробности.
В палаццо Барбаро на Венецианской биеннале – 2015 расположится экспозиция «Союз огня и воды» (куратор Суад Гараева): работы казахской художницы Алмагуль Менлибаевой и азербайджанца Рашада Алекперова. В числе прочего покажут фильм Менлибаевой, посвященный бакинскому нефтепромышленнику начала XX века Муртузе Мухтарову. Сложный звук для всего павильона создает Герман Попов, живущий в Амстердаме. Это не первое их сотрудничество с Алмагуль: он делал звуковое сопровождение для первого центральноазиатского павильона на Венецианской биеннале, в котором она принимала участие. Чтобы записать звук для нынешнего проекта, Попов побывал в Азербайджане – впервые в жизни.
«Проще всего завести в залах мугам, и все, – говорит Попов. – Но мы делаем довольно сложную вещь: в венецианском палаццо каждый зал будет озвучен особенным образом, исходя из контекста произведений, которые в нем выставлены. Плюс я записываю саундтрек к фильму Алмагуль и на открытии покажу что-то вроде электроакустического перформанса с пятиканальной звуковой системой». Ради этого Попов осенью и приезжал в Баку – записывал музыкантов в Центре мугама, а также звуки бакинского рынка. «Мне нужна была звуковая фактура, а там ее хоть отбавляй. Я ужасно люблю эти бакинские интонации, в том числе то, как бакинцы говорят по-русски. Думал, этого в Баку давно нет, но ошибался. Вообще, – добавляет Попов, – это был мой первый приезд в Баку, но явно не последний. Невероятно мягкий город оказался, я сам не ожидал. И конечно, проекты здесь сами собой придумываются. Вот, например, дворец Ширваншахов – там такие характерные купола, сферические структуры, а я ведь, в числе прочего, занимаюсь сферическими проекциями. В общем, много чего можно сделать. И сделаем, думаю».
«Больше всего я хотел бы родиться и вырасти в стране, связанной с многовековой традицией, – продолжает Герман. – Там, где люди укоренены в прошлом, где есть связь с историей места. И где все происходит очень естественно. Такое есть в Азербайджане, в Таджикистане, вообще в Средней Азии. Да много еще подобных мест на Земле. Я родился и вырос в Одессе, причем в советской Одессе. Но если бы мог выбирать, очень хотел бы вырасти в таком вот месте».
Имя Германа Попова, возможно, известно не всем. Зато всякий любопытный меломан, слушавший музыку в нулевые, знает аббревиатуру OMFO, под которой на голландских и немецких лейблах выходили удивительные треки, сыгранные так, будто в балканскую деревню и таджикский кишлак завезли синтезаторы. OMFO расшифровывается как Our Man From Odessa – этот «Наш человек из Одессы» Герман Попов и есть: одессит-путешественник, в 1989 году переехавший из Советского Союза в Амстердам и занявшийся там музицированием.
«Я женился на немке и переехал с ней в Голландию, – рассказывает Попов. – Надо сказать, что про Амстердам я вообще ничего не знал – даже то, что там продается марихуана и есть квартал красных фонарей. То, что знает сейчас всякий турист, стало для меня абсолютным сюрпризом. Впрочем, и я для очень многих амстердамцев тоже стал сюрпризом – первым русским (не говоря уж об одессите), которого они встретили в жизни».
Выпускник Одесского электротехнического института связи, в Амстердаме Попов поначалу толком не знал, чем заняться. «Как и все эмигранты, я привез с собой кое-что на продажу. Кубинские сигары, свободно продававшиеся в Союзе, российский сыр, а еще пачку виниловых пластинок. То был довольно эклектичный набор, включавший разную этническую музыку, в частности азербайджанские мугамы. Такая музыка тогда выходила на «Мелодии» и лежала мертвым грузом в магазинах – никто ее не покупал. Я тоже не очень-то понимал, что это вообще такое, но потом волей-неволей начал разбираться. Интересно, что вся моя последующая музыкальная история связана именно с такой музыкой».
В Амстердаме Попов познакомился с Аликом Копытом, еще одним выходцем из Одессы, и удовольствия ради начал играть с ним на квартирах одесский шансон. Очень скоро новоиспеченному дуэту «Дети лейтенанта Шмидта» предложили играть в русском ресторане. «Это, между прочим, была моя первая настоящая работа», – усмехается Попов. Дуэт имел успех, концерты множились, дошло даже до гастрольного тура по европейским странам. Впрочем, со временем Попов к одесскому шансону охладел – «стало банально скучно, хотелось двигаться куда-то дальше». Алик Копыт, к слову, стал довольно известным и вполне уникальным исполнителем своеобразно понятого городского фольклора, блатных хитов и клезмерской традиции – он записывается с известным Amsterdam Klezmer Band и регулярно выступает в России.
«Я очень люблю эти бакинские интонации и то, как бакинцы говорят по-русски»
Попов же двинулся дальше. Следующим его проектом стала группа «Спутник», записавшая в 1998 году пластинку трепетных и легковесных, словно тюлевая занавеска, ретро-треков под названием «Любимые песни советских космонавтов»: флер 1960-х, романтика первых космических полетов, кавер мелодии из «Мужчины и женщины» и в довершение – звенящая песня народов саами. Точнее всего было бы назвать релиз советским лаунжем, при том что мода и на советское ретро, и на лаунж тогда только-только зарождалась. Пластинка наделала шума в узких меломанских кругах – в России тогда такого никто не записывал, и еще много лет посетители соответствующих форумов обсуждали второй альбом «Спутника», который вроде бы существует и совершенно гениален, но никто его не слышал и в интернете не находил.
Попов же вынырнул в 2004-м с проектом OMFO, первый же альбом которого, Trans-Balkan Express, сделал его известным далеко за пределами Амстердама. Это была довольно комичная пластинка, где даб сочетался с модным тогда балканским грувом, хиты Kraftwerk словно бы переигрывал цыганский оркестрик, гуцульские ритмы были упакованы в электро, а сиртаки сопровождало жужжание синтезатора. Два самых дурашливых трека с пластинки попали на саундтрек к «Борату», а Попов окончательно увлекся музыкой стран бывшего СССР, от Азербайджана до Казахстана.
«Можно сказать, что после дуэта с Копытом меня увлек Восток в самом широком смысле – и в кавычках, конечно. Я забирался все дальше, в какой-то момент получил грант и уехал записывать и исследовать музыку Горного Бадахшана – это на Памире. С одной бадахшанской группой мы даже съездили на мини-гастроли по Европе. Довольно много времени я провел в Казахстане. До Узбекистана не добрался, к сожалению. Дальний Восток меня тоже заинтересовал, Монголия, Сибирь... Самые разные древние музыкальные традиции».
Благодаря этому и прежним увлечениям Попова альбомы OMFO становились все эклектичнее. На них могли соседствовать перепевки хита Рашида Бейбутова «Необыкновенные глаза» («Мой дедушка очень его любил»), треки с названиями «Памирский даб» и «Чабан в космосе», «Сибирская абракадабра» и «Кашгарский чай». На альбоме We Are the Shepherds («Мы – пастухи»), иронично цитировавшем легендарный лозунг Kraftwerk «We Are the Robots», присутствовал, в числе прочего, трек Azerbai¬djan. Издавали все это на немецком лейбле Essay Recordings и крутили в клубах по всему миру.
В ходе своих исследований Попов свел знакомство с азербайджанской диаспорой Амстердама – довольно большой, по его словам. Так в небольшом ансамбле, игравшем музыку OMFO, – они активно гастролировали – появился тарист. «Не могу также не вспомнить встречу, которая довольно сильно на меня повлияла в самом начале моей эмигрантской жизни. Я познакомился с одним эксцентричным голландцем, который еще в советское время попал в Азербайджан и так увлекся, что принял ислам, купил кяманчу, выучился играть у одного известного кяманчиста, стал читать старинные стихи в оригинале – в общем, погрузился с головой. Можно сказать, что миром арабского макама я заинтересовался в том числе благодаря ему». Попов собрал немаленькую коллекцию традиционных инструментов и понемногу учился на них играть. «Я играю на гитаре и фортепиано, но стал осваивать духовые – персидский ней, например. Азербайджанские духовые – тутек, балабан, зурна – меня тоже очень интересуют». На концерте в руках Попова можно увидеть самые необычные инструменты – от монгольского моринхура до якутского шанкобыза. Он даже учился в Сибири горловому пению и участвовал в записи тувинской супергруппы «Хуун-Хуур-Ту», а позже гастролировал с тувинской звездой Сайнхо Намчылак.
Проекты, никак не связанные с миром рекорд-лейблов и клубов, постепенно уносили Попова все дальше, и сейчас на прошлое OMFO он оглядывается довольно скептически. «Мне кажется, я вообще несколько переоценивал значение этого проекта в своей жизни, – признается он. – Сейчас мне все это совсем не интересно. Цели вдарить ритмом по голове слушателя у меня вообще нет. Меня все больше и больше занимает музыка, совсем по-другому устроенная. Вся эта клубная тема… видимо, возраст уже не тот. Ездить по клубам как-то тяжело, да и скучно. OMFO, в принципе, существует, даже играет время от времени, но в таком… латентном режиме».
То, что Попов делает сейчас, связано с чем угодно, только не с клубной культурой. «Музыка для театра, – перечисляет он, – причем такие интерактивные вещи, где звук является частью представления. Музыка для кино, перформансов, видеоарта. Многоканальные звуковые инсталляции. Я научился у традиционных музыкантов внимательно относиться именно к звуку как таковому».
«Последние лет 15 в том, что называется world music, была одна тенденция: взять традиционную музыку и насадить на довольно тупой ритм или приладить ее к европейским инструментам, – размышляет Герман. – В общем, дурное западное влияние. А мне как раз хочется сделать совсем по-другому. Я очень бережно отношусь к традиционной музыке, и чем дальше, тем больше мне вообще не хочется никак ее менять, как-то в нее вторгаться со своим европейским взглядом. Зачем портить микротональную восточную музыку европейским хроматизмом? Просто хочется добавить к ней новых технологий. Не звуков европейских, а технологий, которые сейчас совершенно удивительные. Совершить такой алхимический брак на новом технологическом уровне. В общем, создать фольклор XXI века. Ну а там посмотрим, что получится».
«Баку оказался невероятно мягким городом»
