Ханс Леферинк: фортепианных дел мастер

Ранним утром Ханс Леферинк, потомок славного рода Бельтманов, выходит на балкон своего габалинского дома и глубоко вдыхает воздух Большого Кавказа. Из комнаты доносятся голоса сына и жены-азербайджанки. Скоро на работу. Ханс возглавляет фабрику по производству фортепиано Beltmann, марки, которую в начале прошлого века создали его предки. 

Ханс Леферинк. Фото: Алексей Кузьмичев

Всемирная история фортепиано Beltmann началась в старых Нидерландах. Сегодня бренд принадлежит Азербайджану и является частью его культуры: с 2009 года инструменты Beltmann создаются на современной фабрике в Габале.

В начале ХХ века в Европе полюбили музыку. Не то чтобы ее не любили до этого, но если раньше все больше слушали, то теперь стали массово играть. За несколько тихих десятилетий, прошедших без больших войн, мир успокоился и полюбил изящество. Жизнь обрела устойчивость и основательность. В моду вошли камера обскура, ширмы с птичками, полосатые обои и обязательное фортепиано в центре гостиной. Из каждого десятого дома по вечерам раздавалась музыка, остальные девять об этом мечтали и копили деньги на приобретение сакрального символа благополучия. Только в Германии было 450 фортепианных производств, и они не могли удовлетворить нарастающего спроса.

Фото: Алексей Кузьмичев

«В начале XX века строгий и стройный инструмент в гостиной стал добрым домашним тотемом»

Строгий и стройный инструмент в гостиной стал добрым домашним тотемом, о котором потом будут вспоминать в страшном революционном угаре и на фронтах двух войн. Нежные венские вальсы и наивные полечки, грозный Бетховен и страстный Рахманинов, романсы и арии Верди – они навсегда запомнились ХХ веку как неотъемлемые признаки мира, тихого семейного счастья и тайной жизни чувств и разума. То было время литературных и музыкальных вечеров, велосипедных прогулок и пикников; нотные магазины процветали, а учителя музыки и иностранных языков приходили к детям каждый день. Мир достиг того глубокого покоя, когда можно позволить себе роскошь не только выживать, но и жить, а значит, играть и слушать музыку. Это самое ускользающее, самое мудрое из всех искусств жило внутри домашнего фортепиано, как синяя птица из пьесы Метерлинка. 

Тогда-то, в самый разгар музыкального ажиотажа, перспективным делом фортепианостроения заинтересовался плотник-мебельщик из Девентера Иоганн Бельтман. Городок Девентер в самом сердце Нидерландов больше всего похож на ту самую волшебную шкатулку, в которую только загляни – а там весь драгоценный блеск европейской истории мерцает старыми бусинами воспоминаний. Здесь учился философ и богослов Эразм Роттердамский, здесь жил художник Тернер. Здесь с XIII века царили добродетельные и деловитые нравы купеческой Ганзы. Узкие мощеные улочки Девентера помнят ароматы индийских пряностей и шелест китайского шелка, нежность русских мехов и строгую изысканность английского сукна. Река Эйссел кормила местных жителей с избытком, пока была судоходной.

Но любой золотой век кончается. Кончилось и судоходство на обмелевшем Эйсселе, а с ним и ганзейская слава Девентера. К началу ХХ века город из крупного торгового стал маленьким промышленным. Время рассказывало новые сказки: теперь Девентер славился коврами и пряниками. Сочные густые запахи имбиря, меда и моченой шерсти наполняли кривые улочки и вместе с рождественскими снежинками возносились к шпилю ратушной башни. Туда же, в высоту декабрьских небес, стремились и звуки, осторожно извлекаемые из фортепиано рукой плотника-мебельщика. Иоганн Бельтман сам отлично играл, а потому был загипнотизирован тайной качественного звука. Дело пошло довольно быстро: к 1922 году фирма Beltmann производила уже 120 инструментов в год. Не смейтесь! Все делалось вручную, а значит, неторопливо.

Процветание фабрики продолжалось до середины 1930-х годов. Все, что было потом, известно из учебников истории. На семь лет Европа погрузилась в кровавый кошмар. Но Бельтманы не торопились менять ценности и работать на войну. Фабрика выстояла: ремонт, реставрация – кое-как продержались. Если новые инструменты и не покупали, то выбрасывать старые было жалко: ведь война когда-нибудь закончится, и снова грянет «Венский вальс», снова можно будет танцевать при свечах, объясняться в любви и лунными ночами играть «Лунную сонату». Так и случилось.

Уже в начале 1950-х старик Иоганн Бельтман собрал команду из 32 мастеров и довел производство до головокружительных 190 инструментов в год. Дело опять пошло в гору. Бельтманы давно привыкли к мысли, что производят мир и красоту. Второе, как объяснил один русский писатель, обязательно спасет первое. Жизнь всегда продолжается – Бельтманы отлично знали это на опыте войны, а потому, когда старый Иоганн умер, сворачивать производство не торопились.

В конце 1960-х к делу подключился Ханс Леферинк, правнук старика Бельтмана. То десятилетие стало временем перемен: казалось, что рок-н-ролл вот-вот сделает классику невостребованной. Но опасения были напрасны. Молодые люди слушали «Битлз», но продолжали ходить в музыкальные школы, играть гаммы и разучивать непокорного Шопена. Память о золотом веке Европы сохранилась на домашних праздниках и семейных вечерах.

В 1983 году большое производство «Бельтманов» переселилось из маленького Девентера в Германию, объединив два фортепианных бренда – Beltmann и Berdux. Этот решительный жест молодого Леферинка привел фирму к финансовому процветанию. Вплоть до начала XXI века его компания производила десять тысяч инструментов в год! Но времена снова изменились. К 2001 году компания Ханса переселилась вторично и гораздо дальше – в Китай. За плечами было многое, Ханса трудно было удивить, и именно в этот момент он получил, наверное, самое неожиданное деловое предложение в жизни. Его пригласили в Азербайджан – страну редкой музыкальности, – чтобы и там были рояли и фортепиано собственного производства.

Семья Ханса Леферинка: мама Гертруда Бельтман-Леферинк, бабушка и дедушка Фемия и Буле Бельтман, тетя Диана Бельтман-Любберс. Фото: Из архива Ханса Леферика

Азербайджан потряс немолодого голландца. Спустя восемь лет он будет восклицать в непреходящем изумлении: «Здесь девять климатических поясов! Невероятно!» Под здание фортепианной фабрики выбрали заброшенный табачный завод в старой Габале – городе, пропитанном музыкой: именно здесь каждое лето проходит Габалинский фестиваль. Здесь, на берегу речки Дамирапаранчай в ущелье горы Базарюрт у подножия Большого Кавказа, встретились потомки Ширваншахов, шекинских ханов и куткашенских султанов с потомком ганзейских купцов, наследником Эразма Роттердамского и малых голландцев. Ханс не знал азербайджанского языка, потомки Ширваншахов не знали английского и голландского. Но это им не помешало. Странные приключения красоты снова подтверждали ее всесилие.

Через год, когда фабрика была восстановлена, Ханс пригласил к себе на работу всех желающих. Пришла тысяча габалинцев. Из них остались 92. Они не умели делать пианино, и Ханс принялся учить их. Начинали с самого простого – обработки колков, сверления, выравнивания рам. Постепенно Ханс с габалинцами сделал потрясающее открытие: для успеха не нужен ни столетний опыт, ни генетические навыки, ни даже язык. Нужна только любовь.

Йохан Бельтман, прадедушка Ханса Леферинка. Фото: Из архива Ханса Леферика
Буле Бельтман, дедушка Ханса Леферинка. Фото: Из архива Ханса Леферика

Через год Ханс получил первый инструмент, соответствующий самым высоким требованиям исполнительского искусства. Еще бы! Азербайджанские «Бельтманы» делались не на конвейере, а строго вручную. Чтобы просверлить все 440 необходимых дырок в раме автоматически, требуется 20 минут. У мастеров Габалы на это уходит рабочий день. Зато музыка, получающаяся в результате, говорит слушателю не о том, как деревянная палочка ударяет о металлическую струну, а о том, как звучит весенний ручей, шелестит листва и падают с неба капли дождя. Таких фортепиано в первый год работы фабрики сделали три. Сейчас компания может произвести до тысячи инструментов – все с тем же удивительным звуком. 

Фото: Алексей Кузьмичев
Фото: Алексей Кузьмичев
Фото: Алексей Кузьмичев
Фото: Алексей Кузьмичев

«Мир достиг того глубокого покоя, когда можно позволить себе роскошь не только выживать, но и жить, а значит, играть и слушать музыку»

Итак, Ханс Леферинк, потомок славного рода Бельтманов, выходит на балкон своего габалинского дома и глубоко вдыхает воздух Большого Кавказа. Перед ним высятся отроги горы Базарюрт и розовеют в утреннем свете стены ущелий. Вдалеке играют на старинном сазе, кричат птицы, а со стороны фабрики доносятся знакомые звуки настройки фортепиано. Скоро фирма освоит выпуск концертных роялей, думает Ханс, на носу очередной Габалинский музыкальный фестиваль, надо принимать гостей из Баку, России, Кореи и много еще откуда. Закручиваются стремительно сжатые памятью ленты десятилетий. Из рассветных гор проступают мерцающие виды родного Девентера: вот старая ратуша, вот пристань, вот здание первой фабрики... А вот в мареве раннего утра появляются другие горы – китайские, вспоминаются белые цветы магнолии и причудливые формы буддийских храмов. Такая огромная и разная земля – и пока есть музыка, всегда есть надежда, и будущее всегда прекрасно.

Фото: Алексей Кузьмичев
Рекомендуем также прочитать
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»